— Чистым огнем клянусь, что этот человек отныне будет верно служить мечом и разумом керна-ару Ханатты. Я, Саурианна, сказал слово. Да покарает меня Солнце, если слово мое — ложь. Повторяй.

Аргор, пожав плечами, повторил слова. Они ничего для него не значили.

— Я, Керниен, слышал твое слово, Саурианна, и принимаю его. Да будет по слову твоему, — сказал молодой харадец.

— Подай руки в знак верности сыну короля, — шепнул Саурон.

«Поскорее бы вся эта чушь закончилась. Я хочу действовать» — раздраженно подумал Аргор.

Он перешагнул луч, словно отсекал за собой прошлое и вложил руки в ладони Керниена. Руки южанина были жестки, и ему было неприятно это прикосновение.

— Я сделал что обещал, Керниен, — послышался голос Саурианны. — Теперь прощай. И помни свое слово. — Аргор обернулся. — А ты — делай свое дело… нуменорец, — он как-то особенно подчеркнул это слово.

Он исчез так быстро, что всем показалось — ветер, черный ветер влетел в дверь и унесся вмиг…

— Следуй за мной, Аргор, — бесстрастно произнес принц. — Со мною станешь ты вести дела войны. А Ингхара будет твоим телохранителем.

Седой воин коротко кивнул. Да, этот будет беречь его как зеницу ока. Телохранитель. Надсмотрщик. И без раздумья перережет ему горло при малейшем подозрении. Хороший воин. Правильный. Такие будут нужны его Нуменору…

Керниен повернулся и пошел ко входу. Аргор последовал за ним под бешеным взглядом Ингхары и презрительным — жреца. Ему же было все равно. Он думал о Нуменоре. Новом Нуменоре.

Своем Нуменоре.

Все это показалось ему пустым и ненужным. Но тут уж никуда не денешься. Ему нужна армия. Так что придется пока поиграть в чужую игру. Тху играет в свою игру, этот варвар — в свою. Но выиграет все равно он — Аргор. Он — избран, так что иначе и быть не может. Но пока играть надо осторожно.

Никакой пышности, никаких церемоний. Это было неожиданно и как-то обнадеживаю. Возможно, даже эти южане смогут стать его нуменорцами. А почему бы и нет?

Керна-ару молча показал на циновку. Кроме циновок другой мебели в хижине не оказалось. Они остановились в половине пути от столицы в каком-то придорожном домике — белой глинобитной мазанке. Тут была всего одна комната, в которой ютились семь человек. Сейчас их выставил ночевать под навес, и семейство сочло это великим счастьем, потому как им за это заплатили целую золотую монету. Такого богатства никто из семейства в руках отродясь не держал, даже медяк — и тот был редкостью.

Вокруг свечи роились ночные мушки. Днем донимали мелкие крылатые злыдни-кровососы, но к Аргору они почему-то не приставали.

— Нищета, — сквозь зубы зло процедил Керниен. — И это тоже мой враг, которого мне никогда не одолеть… Каждый норовит урвать, а над ним такой же хапуга, а над ним еще один, а сверх всего еще куча князей… Ладно. — Он сделал несколько глубоких глотков вина из большой оловянной кружки и взял с блюда кусок грубого хлеба, рядом с которым притулились чеснок, зеленые перья лука и зернистые ломаные куски белого сыра. — Ешь. Или опасаешься разделить со мной пищу?

Аргор усмехнулся и взял свою кружку.

— Я ничего не боюсь.

Воцарилось молчание. Оба молча жевали, не сводя друг с друга тяжелого взгляда. Каждый держал свой камень за пазухой, каждый не знал, с чего начать. Керниен чувствовал себя чуть ли не обманутым. Одно дело — чудо. Другое дело — вот такой… подарочек. Что с ним делать? Как с ним говорить? Приказывать, как в сказке? Пойди туда, не знаю куда?