Чиф выглянул за край спонсона. «Самоа» стоял по корме, больше не заливая пожары, только сдерживая распространения огня. Оставшиеся в живых покидали авианосец. Значит, слухи были верны. Команда «покинуть корабль» прозвучала, эсминцы ждали. Только для его людей не оставалось способа спастись. На корме всё завалено обломками, впереди огонь и вода. На левый борт — то же самое. На правый… Он посмотрел. Круто, но если найти подходящий трос, можно спуститься.
— Хорошо, ребята. Вот что мы сделаем…
Его голос заглушил рёв двигателей. Главстаршина посмотрел наверх и увидел, что над ними завис один из новых вертолётов. Вниз полетел канат, появилась рука с тремя растопыренными пальцами. Понятно, три человека. Он выбрал троих самых молодых, и они схватились за канат. Вертолёт отлетел в сторону и отвёз их на корму «Самоа», потом вернулся, и курсировал туда-сюда, пока не остались только они с мичманом. Чиф закрепил петлю на офицере, проверил крепление и схватился сам. Лебедка взвизгнула и напряглась, но втащила их обоих на борт.
— Простите за неудобства. Обычно я летаю на «Биркэте», но не хватало пилотов вертушек, чтобы челночить. А я какое-то время назад как раз стажировался. Немного подзабыл, но скоро вспомню.
Это был молодой лейтенант, с фамилией Урчин на нашивке. Главстаршина проводил взглядом тонущий «Шайло», потом с удовольствием осмотрелся в кабине вертолёта. Определённо, к это машине демократы руку не приложили.
ГЛАВА ДЕВЯТЬ. ИСКУПЛЕНИЕ
Оккупированная Британия, Ноттингем
Закат был захватывающим. Огромное, тёмно-красное с пурпуром зарево заливало всё небо. Сейчас оно постепенно тускнело, вслед за уходящим за горизонт солнцем, но всё равно освещало местность жутковатым багровым светом. С научной точки зрения Дэвид Ньютон понимал, что по какой-то причине в атмосферу попало много пыли, но что произошло? Несомненно, рано или поздно станет известно. Он оглянулся. С ним пришло шестнадцать бойцов Сопротивления. Оружие они взяли из различных захоронок. Ньютон не знал, как происходят поставки, кто их распределяет, но там всегда лежало то что нужно. У одной группы была пара РПГ-2, остальные вооружились американскими М3[60] и русскими ППС-43. Но у него самого было нечто особенное, о чём раньше говорили только шёпотом. Карабин «де Лизл»[61]. Он похлопал по ствольной коробке и мягко провёл ладонью. Это было необычное оружие. Механизм и дерево от винтовки «Ли-Энфилд», но переделан под пистолетный патрон Кольт 45 калибра. Весь ствол, от патронника до среза, забран в глушитель. Считалось, что «де Лизл» настолько тих, что единственный шум при выстреле — щелчок бойка по капсюлю.
План был довольно прост. Он снимает двоих охранников у ворот. Тревогу никто не поднимает, ведь стрельбы не было. Его люди заходят, рассыпаются по радиостанции, захватывают установку и персонал. Приказ был таков: убить по возможности меньше, взять в плен по возможности больше. Но это было вторично. Главная задача налёта — взорвать установку ровно в 20:58. В это время традиционно играет «Лили Марлен». Потом, в 21:00, станция обычно передавала новости, начиная с новых директив и распоряжений немецкой администрации.
Но сейчас только семь вечера. Ещё два часа. Атаковать надо как можно позже. После подрыва следует удерживать объект как минимум полчаса. Чем быстрее они захватят станцию, тем меньше времени придётся сидеть в обороне, ожидая эсэсовцев. Значит, необходимо ждать. После трех лет в Сопротивлении Дэвид Ньютон усвоил старый девиз регулярной армии: «Торопись не поспешая».
Над Парижем, F2G-4 «Терминатор»
— Иииииха! — лейтенант Эванс невольно выдал боевой клич повстанцев. Время от времени он получал подтверждение, что Бог был лётчиком-истребителем. Как и сейчас. Ему ещё никогда не приходилось атаковать такой большой город и так радоваться в процессе. Тем более, всё согласно приказам и совершенно законно. А приказы были вполне однозначны. Штурмовать город сколько получится. И теперь двадцать четыре «Суперкорсара» прилежно делали свою работу. Грязную, конечно, но кто-то ведь должен. Даже самолёт вёл себя необычно легко, будто ему самому нравилось.
Эванс не первый раз поражался, как чётко видно всё внизу. Упитанная матрона чем-то яростно размахивала. Присмотревшись, он опознал трость. Потом он увидел лохматый шар из верёвочек — нечто, похожее на собаку. Матрона пропала из виду. Лейтенант немного довернул нос. Она лежала на спине, размахивала в воздухе руками и ногами, как жук, а собака косматой мочалкой бегала вокруг. Нечего жалеть. Просто женщина средних лет, в шубе и явно не из голодающих, даже спустя семь лет немецкой оккупации. Ценный кадр, не иначе.
По радио, бессовестно фальшивя, напевал лейтенант Брим.
— Лечу я над Булонским лесом, лечу, и волосы назад…
Ну да, правда. Булонский лес был совсем рядом, и они летели достаточно низко, чтобы сдуть шляпку с чьей-нибудь головы. Если горожанка окажется достаточно глухой, чтобы не услышать рёв мотора. Подобная забава бытовала среди молодых лётчиков. Но народ заранее попрятался по подвалам и бомбоубежищам, покинув улицы. «Суперкорсар» был идеален для разгона — все во Франции знали, что самолёты с чаячьим изломом крыльев расстреливают и сжигают напалмом всё движущееся.
Эванс развернулся и посмотрел на указатель топлива. В запасе ещё несколько минут, потом их сменит другая группа палубных F2G и продолжит забаву. Они дождутся прилёта B-36. Это ещё одна цель их барражирования над городом — подавлять все зенитки, которые рискнут выдать себя. Но немцы сидели на удивление тихо и не дёргались. Хотя, учитывая случившееся ранее, удивительного ничего нет. Пилотам перед вылетом рассказали, что сделали бомбардировщики. Все примолкли. Лётчики привыкли сеять смерть пятидюймовыми ракетами и пятисоткилограммовыми бомбами, им нелегко было представить бомбы, равные десяткам тысяч тонн взрывчатки. Они разрушали не аэродромы — города целиком. Сотни городов уходили в забвение. Говорили о сотнях тысяч погибших, кое-кто шептал, что может и миллион.
Лейтенант догадывался, что немцы отчаянно пытались связаться с теми, кто уничтожает их дом. Понятно, сегодня в него никто стрелять не будет. Даже на берегу зенитки молчали. С левой стороны появились «Горький плод» и «Укус змеи». Они только что закончили «штурмовать» Ситэ[62], разбив столько стёкол, сколько получилось. Правила были строгими — стрелять можно только в ответ или если зенитку увидите. Поэтому можно позабавиться. Грохот двигателя и ударная волна на бреющем полёте разносили вдребезги всё хрупкое. Эванс принял как очевидное, что кто-то проведал Нотр-Дам. Скорее всего, Джим Хэмнер на своём «Подстрекателе». Он почему-то ненавидел организованной религию.
Похоже, демонстрация удалась. Он и Брим сейчас летели над Монмартром. Хотя «над», пожалуй, было преувеличением. Улицы опустели, только повсюду блестело битое стекло и валялись обломанные ветки деревьев. Когда они проносились буквально на уровне крыши, оттуда им махала руками какая-то девочка. Эванс в ответ покачал крыльями, а потом потянул ручку на себя, чтобы перепрыгнуть поперечные здания в конце улицы. Теперь промчаться над Елисейским дворцом и повернуть домой.
На подходе к Парижу, FV-1 «Дева Мэриан II», эскорт B-36H «Парад Победы»