Книги

Великан

22
18
20
22
24
26
28
30

— Конечно мы живы, глупышка. Когда-то я летал на триплане «Фоккер». Уж если я это пережил, никакие американцы с их адскими зажигалками меня не проймут. Фельдмаршал Херрик, теперь вы понимаете, чем командуете? И заодно, кто сейчас я?

Херрик задумался на несколько секунд. Внезапно его посетило прозрение. Да, ОСПВО потерпела неудачу именно как противовоздушная. Но не потому, что была построена с ошибками — просто никто не мог предположить, с чем она столкнётся. Зато она оказалось, пожалуй, самой лучшей в мире системой связи. Ни одна другая страна не достигла ничего подобного. Коммуникационные каналы работали превосходно, даже столкнувшись с немыслимыми трудностями. И более того, благодаря высокой защищённости — как только стихнет электромагнитный шторм — они смогут обеспечить координацию восстановления того, что осталось от Германии. А Геринг? Он, вероятно, единственный оставшийся из высокопоставленных членов правительства.

Херрика озарило снова. Он предполагал, что присутствие рейхсмаршала здесь — случайность. Ну или старый лётчик-истребитель решил умереть среди обломков Люфтваффе. Но Геринг наверняка умел просчитывать всё от начала до конца. Он осознал суть американского рейда и продумал всё заранее. Интересно, Гитлер на самом деле настолько впал в маразм, что не поверил в разрушительную мощь налёта, или…

— Да, мой фю… — Геринг остановил его мановением руки.

— Господин президент. Давайте так. У Германии уже был фюрер в этом веке, хватит.

Херрик кивнул, принимая поправку.

— Да, господин президент. Мы восстановим работу линий связи, а что потом? Что вы намерены делать?

— Чтобы заключить мир, неужели неясно? Хотите, чтобы американцы возвратились завтра или послезавтра, чтобы разровнять здесь всё окончательно? Наши армии не устоят, если амеры сбросят на них адские зажигалки. Если нам придётся пойти на унижение, чтобы добиться мира, так тому и быть. Санни, вы угадали. Двенадцать бомб. Выигрыш за вами. Когда вы с женихом воссоединитесь, можете жить в Каринхалле сколько пожелаете.

Точка 46.8 север, 4.6 запад. Авианосец «Шайло», где-то по правому борту в корме

Демократы, подумал главстаршина, это определённо происки демократов. Он и его бригада пробивались через пожары в посудомоечной. Это было не очень трудно. «Самоа» вылил на этот участок столько воды, что большая часть возгораний погасла раньше, чем в отсек вошли люди. Местами ещё горело, конечно, иногда прямо на их пути. Но не серьёзнее, чем случайно пролитое на плиту масло. Они справлялись без труда. Намного худшим препятствием были дым и ядовитый чад. Чиф был весь дочерна закопчён. Нехорошо, совсем нехорошо. Так они пробрались через посудомоечную и достигли вертикальной шахты, проходившей через палубы. Потом вернулись за передвижным насосом, дозаправили его. Проверили, что мичман Пикеринг в порядке. У него на лбу зияла рана, но он дышал. А потом попробовали открыть люк. Он был задраен сверху.

Чиф беспокоился куда больше, чем позволял себе показать. Он чувствовал, что корабль обречён и смерть его близка. С тех пор, как «Шайло» содрогнулся от большого взрыва, всё чаще и чаще докатывались детонации послабее. Десятилетия опыта и множество пережитых ЧП подсказывали ему, что сейчас пожары вышли из-под контроля. С каждым взрывом корабль стонал, получая новые смертельно опасные повреждения. А люк, который был их выходом, закрыт. Сверху.

— Нам надо уходить через корму. По направлению к носу всё горит, дифферент растёт, затопление тоже. Должен быть проход. Гибсон, вы старший. Ждите здесь. Позаботьтесь о господине Пикеринге, пока я не вернусь.

Главстаршина нырнул обратно и исчез в темноте. За его спиной сразу зашелестел ропот, что авианосец уже покинут, и эсминцы скоро его торпедируют, чтобы пустить на дно. Кто останется на борту, утонет с ним. Корабль кренился, устоять на ногах становилось всё труднее. Один моряк положил руку на переборку и в ужасе её отдёрнул.

— Холодно. Мы уже под водой!

Гибсон влепил ему по челюсти и остановил истерику. Сейчас паника убьёт всех. Наконец главстаршина вернулся, с зажмуренными от дыма глазами и несколькими ссадинами. Он проблевался и отдышался.

— Я нашёл выход. Там тесно, но мы пролезем. Надо преодолеть около тридцати метров против уклона. Если упираться локтями и коленями, осилим. Держитесь за ремень того, кто впереди. Не толкаться, не пихаться, иначе все там и останемся. Если у кого нет дыхательного аппарата, прикройте нос и рот тканью. Намочите чем-нибудь. Если нет воды, используйте мочу. Вы трое, с господином Пикерингом, держитесь в середине группы и смотрите, чтобы он не врезался ещё во что-нибудь.

— Я в порядке, чиф. Справлюсь сам, — голос мичмана был слабым и дрожащим, но он всё-таки говорил. Это хорошо, подумал главстаршина, хотя будет лучше, если он скажет что-нибудь разумное. Но он слишком молодой офицер и, вероятно, демократ. Нельзя ожидать от него разумных решений, даже со целой головой.

— Хорошо, сэр. Но вы остаётесь в середине группы и держитесь за ремень Гибсона. Идём.

Люди пошли вслед за чифом. Там было темно, дымно, и необъяснимо страшно. Двигаться можно только вперёд. Ни вниз, ни вверх, ни вбок, только вперёд. Повсюду удушливый дым. Мичман поражался человеку, который вернулся сюда из шахты, по которой шёл свежий, чистый воздух, а затем пришёл за ним и остальной частью бригады. Дым заполнял легкие, и он чувствовал, что не может идти дальше. В какой-то момент главстаршина шепнул ему на ухо: «Не вздумайте застрять, или я пну вас под зад». Он правда сказал это? Или он сказал «Пну вас под зад снова»? Пикеринг не знал и смирился с пониманием, что уже не узнает. Казалось, прошла вечность, когда они добрались до люка. Оказывается, чиф его уже открыл, и оставил открытым. Теперь на ремонтно-восстановительный расчёт лился чистый холодный воздух. Самый крепкий из них отдышался пару секунд, потом вылез и вытащил те, кто слишком ослаб, чтоб самостоятельно преодолеть комингс. Главстаршина и мичман Пикеринг вышли последними.

Они оказались на спонсоне бортовой спаренной трёхдюймовки. Отсюда открывался свободный обзор вперёд, что ясно показывало состояние «Шайло». Его скулы полностью ушли под воду, и волны перекатывались через начало полётной палубы. К тому же крен на левый борт был такой, что шпигаты смотрели в небо, а не в море, как положено. Отовсюду валил клубящийся чёрный дым, слышались взрывы.