В России, когда Суслова туда вернулась, вновь начались чуточку комические бюрократические казусы. С одной стороны, по российским законам женщина не могла получить звание доктора медицины – исключительно оттого, что не имела права на высшее образование. С другой – существовало столь же незыблемое бюрократическое правило: «Лица, удостоенные в заграничных университетах звания доктора медицины, должны держать специальные экзамены, чтобы получить право на медицинскую практику в России». Именно что «лица», без указания пола. А Суслова, хоть и женщина, была именно что «лицом, удостоенным…».
Этот то ли казус, то ли просто разночтение в законах, недостаточно проработанных (никто из составлявших их и подумать не мог, что среди дипломированных врачей окажется вдруг женщина), решил дело, и медицинская комиссия под председательством профессора С. П. Боткина дала Сусловой право на врачебную практику в России. Она занялась гинекологией – сначала в Петербурге, потом в Нижнем Новгороде – и практику имела большую.
Понемногу рухнули барьеры, преграждавшие женщинам путь в медицину, в 1872 году в Петербурге открылись первые в России Женские врачебные курсы, а в 1897 году там же – Петербургский женский медицинский институт. Лед тронулся…
Скончалась Надежда Прокофьевна в мае 1918 года на 75-м году жизни. Серьезных открытий в медицине за ней не числится, что правда, то правда, но она всю свою долгую жизнь лечила людей.
И, главное, была первой русской женщиной – дипломированным врачом, доктором медицины, получившим это звание в «просвещенной Европе», где женщины в медицину не допускались вообще. Неужели этого мало?
…Имя Веры Гедройц сегодня и специалисты помнят плохо. Меж тем в свое время она была неплохим, даже талантливым хирургом, в медицине о ней иные говорили как о продолжателе дела Склифосовского. И, кроме того, она писала весьма неплохие стихи.
Вера Игнатьевна Гедройц родилась в 1875 году в Киеве, в княжеской семье (род настоящий, старый). Начальное образование получила в родовом поместье. Гимназию оканчивала уже в Санкт-Петербурге, где, как очень и очень многие, вляпалась в подпольную деятельность, став членом какого-то революционного кружка. Такое уж тогда среди образованной молодежи царило поветрие: прямо-таки неприлично было не читать нелегальные брошюрки, не витийствовать о грядущей революции, свержении монархии и прочих чертовски увлекательных вещах. Были, конечно, организации серьезные, совсем немного времени спустя устроившие немало кровавых забав с револьверами и бомбами, но хватало и таких, где все ограничивалось р-революционной болтовней. Вот и юная княжна не удержалась и со всем нерастраченным пылом стала участвовать в работе одного из кружков.
Довольно быстро жандармы его засекли и взяли всех, в том числе Веру. Правда, все для нее кончилось высылкой в отчий дом под надзор полиции. Точных сведений нет, но есть сильные подозрения, что девчонка просто-напросто не успела натворить ничего серьезного, а кружок был очередной чистейшей воды говорильней. Есть версия, что от более крупных неприятностей ее избавило княжеское происхождение, но версия эта сомнительна: в серьезных случаях власти не церемонились, достаточно вспомнить, как загремел в Сибирь не просто князь, но вдобавок чистокровный Рюрикович – Кропоткин…
Юношеская энергия, судя по всему, била ключом. Правда, теперь она была использована, если можно так выразиться, в мирных целях – Вера отправилась в Швейцарию изучать медицину. Столь резкий поворот к другим жизненным целям был явлением ничуть не уникальным, наоборот – очень многие, по молодости и пылкости характера «потусовавшись» во всевозможных подпольных кружках и запрещенных партиях, потом навсегда отходили от этих забав, получали образование, становились самыми что ни на есть благонамеренными членами общества. Яркий пример – Лев Тихомиров, видный народоволец, скрывавшийся в эмиграции от висевшего на нем в России весьма тяжелого приговора. Он написал прошение императору, где отрекался от революционных идей, был прощен, вернулся в Россию и написал несколько книг уже с крайне монархических, антиреволюционных позиций (переменив убеждения вполне искренне). С Сергеем Зубатовым получилось еще интереснее: ярый народоволец в юности, он не просто поступил на службу в особый отдел Департамента полиции (как раз и руководивший в империи органами политического сыска) – дослужился до полковника, был начальником Московского охранного отделения.
В поездке Веры Гедройц за границу было кое-что от приключенческого романа – она просто-напросто сбежала из родительского дома и в Швейцарию приехала по подложному паспорту, несомненно, раздобытому через старых приятелей по р-революционным тусовкам.
Швейцария встретила ее ничуть не ласково, вовсе даже наоборот. В силу старой доброй швейцарской (точнее, общеевропейской) традиции перед девушкой, возжелавшей учиться медицине, тут же стали громоздить бюрократические рогатки. Возможно, швейцарские медицинские бонзы полагали, что хватит с них и одного курьеза – Надежды Сусловой…
Помог счастливый случай. Вера познакомилась с Александром Александровичем Герценом, сыном того самого Герцена. Герцен-младший на своего отца не походил ничуть – если папа совершенно бездарно угробил свою жизнь, до последнего вздоха издавая р-революционные журнальчики (и попутно собачась с Карлом Марксом, с которым они друг друга ненавидели), то его сын был человеком совершенно другого плана: собственно, уже не русский, а швейцарский гражданин русского происхождения, выдающийся физиолог, чье слово в швейцарском медицинском мире весило немало. По его протекции Вера Гедройц и стала студенткой Лозаннского университета, училась в клинике знаменитого хирурга профессора Цезаря Ру, каковую и окончила в 1898 году, блестяще сдав экзамены на звание доктора медицины. Поработав некоторое время в той же клинике, в 1900 году вернулась в Россию.
(Во всей этой истории присутствует так и не проясненный мной, прямо-таки детективный аспект: если в Швейцарию Вера уехала по подложному паспорту на чужое имя, как ей удалось потом «легализоваться» и стать доктором медицины уже под своим собственным именем? Возможно, и здесь помог Герцен…)
Мало-мальски серьезной медицинской карьеры ей сделать не удалось – никак не удавалось поступить на хорошее место. Мне приходилось знакомиться с версией, по которой виной всему – козни зловещего охранного отделения, неустанно преследовавшего Веру Игнатьевну за ее революционное прошлое (которого и было-то всего ничего). Верится в это плохо. Известно, что особый отдел Департамента полиции вел прямо противоположную политику – именно что с одобрением относился к людям, «переболевшим» революционными идеями и занявшимися каким-то полезным делом. Дело явно в другом: в косности и тихом саботаже мужчин, как чиновников от медицины, так и врачей, державшихся той самой общеевропейской традиции, согласно которой женщинам в медицине следовало быть не более чем сестрами милосердия. Они-то, без сомнения, и ставили втихомолку палки в колеса. В то время врачей «женского полу» было не более 3–4% от общего числа российских медиков, и особого хода им не давали…
Какое-то время Вера Гедройц работала домашним врачом и время от времени публиковала статьи на медицинскую тему. Карьера отнюдь не блестящая – точнее, полное отсутствие карьеры…
Помогла, как ни странно, война. Русско-японская. Вера Гедройц поступила добровольцем-хирургом в один из санитарных поездов Красного Креста. Поездов таких было немало, и «спонсировало» их не столько государство, сколько русские богатеи: должен уточнить, далеко не из патриотических побуждений. Внося крупные суммы на филантропию (в том числе и организуя за свой счет санитарные поезда), можно было получить мундир со шпагой Благотворительного общества императрицы Марии Федоровны, а то и медаль на шею, что резко повышало социальный статус какого-нибудь купца-миллионщика…
«Центр управления» этими поездами находился в Петербурге, и патронировала его сама императрица Александра Федоровна. Она не только заботилась о том, чтобы поезда были укомплектованы лучшими хирургами, но и предоставила комнаты Зимнего дворца для изготовления бинтов. Среди рапортов о работе врачей на Русско-японской войне сохранился и такой: «Среди тех врачей, кто пошел на фронт, была и княжна Гедройц, ставшая главным хирургом санитарного поезда. Она со своим поездом всегда была на переднем крае, оперируя в специально сконструированном вагоне, а противник вел обстрел поезда». Как видим, это никакой не благополучный тыл, а тот самый «горький дым передовой»…
Позже Гедройц составила обширный (более 60 страниц) отчет – там были и рекомендации о том, как уменьшить серьезные потери среди солдат, и исследование других проблем медицинской службы: охрана и методика передвижения санитарных поездов, наиболее оптимальная постановка помощи раненым. Известный врач, профессор В. И. Разумовский, писал потом: «…В. И. Гедройц, первая женщина-хирург, выступавшая на съезде с таким серьезным и интересным докладом, сопровождавшимся демонстрацией материалов…»
Вот это было уже признание! Не в последней степени благодаря этому докладу княжну Гедройц в 1909 году пригласили работать врачом в Царскосельском дворцовом госпитале, обслуживавшем исключительно «августейшую фамилию». Кое-кто из обжившихся там врачей встретил это назначение в штыки, последовали всевозможные интриги, но вмешалась сама императрица.
Инспектор придворной части написал: «Министр Императорского двора, согласно преподанным Ея Величеством Государынею Императрицею Александрой Федоровной Указаниям, приказал назначить Княжну Гедройц Старшим Ординатором при Царскосельском госпитале Дворцового ведомства». Тут уж интриганам пришлось притихнуть…