Книги
Век Екатерины. Заговорщики у трона
— Ты никак помирать собрался? — спрашиваю я с улыбкой, а у самого на душе кошки скребут.
— Когда-никогда помирать придётся, так отчего не приготовиться заранее? — говорит Ерофеич. — Не люблю ничего делать наспех, и смерть меня врасплох не застанет.
Не нашёлся я, что сказать, но, как оказалось, он прав был.
Началась битва для нас худо. Турецкие корабли открыли огонь издалека — у них такое превосходство в пушках было, что турки хотели разгромить наш флот на дальнем расстоянии; мы же вынуждены были идти на сближение, чтобы бить наверняка. Однако манёвр этот не всем нашим кораблям удался: «Европа» проскочил своё место, был поврежден и должен был развернуться и встать позади «Ростислава»; «Святой Януарий» тоже надлежащее место занять не смог, а «Три Святителя» обогнул турецкий корабль с тыльной стороны, совершенно в пороховой дымке скрывшись, отчего мы по ошибке приняли его за турка и обстреляли.
В итоге, «Святой Евстафий», которому и без того самое тяжёлое в битве должно было достаться, весь удар на себе принял. Турки били по нему с трёх сторон: что там творилось, рассказать невозможно, — сущий ад! Но «Евстафий» с несказанными терпением и мужеством выдерживал все неприятельские выстрелы и производил ответный огонь без умолку с такою жестокостью, что турки от того великой вред почувствовали.
Чесменский бой.
Художник И.К. Айвазовский
Тут и мы в бой вступили, и хотя лишь четыре наших корабля в переднюю линию против турок встать смогли, но дрались отчаянно. Удар за ударом выстрелы пушечные, сливаясь, беспрерывный гром производили; воздух так был наполнен дымом, что лучи солнца померкли. Однако ни свист летящих ядер, ни разные опасности, ни самая смерть ужасающая не могли произвести робости в сердцах моряков наших, истинных сынов Отечества!
На «Три Иерарха» два турецких корабля накинулись; они подошли к нам на близкое расстояние и не только пушечным, но и оружейным огнём всю палубу простреливали. Вот здесь-то я на волосок от гибели был: один турок прицелился в меня, и пущенная им пуля непременно пробила бы мою грудь, если бы Ерофеич, не отходивший от меня ни на шаг, не бросился под выстрел. Я не успел даже понять, что произошло; вижу, он оседает на палубу, а на груди его дымится отверстая рана.
— Ерофеич! Быть того не может! — кричу. — Погоди, сейчас я тебе рану перевяжу; мы с тобой ещё на медведя сходим.
— Нет, Алексей Григорьевич, теперь уж без меня, — шепчет он. — Смотри, не лезь на рожон… — и умер на моих руках.
Тут у меня от горя дыхание перехватило, а в голове одна мысль — туркам отомстить! Встал я во весь рост, шпагу вытащил и командую:
— Якорь рубить, изготовиться к абордажу!
Однако лишь успел это сказать, где-то невдалеке страшный взрыв раздался.
— Что такое? — спрашиваю.
— «Евстафий», с флагманом турецким сцепясь, вместе с ним подорвался! — отвечают.
«Там же Дунайка! — мысль мелькнула. — Неужели и его я потерял?».
— Отставить абордаж! — приказываю. — Усилить огонь по туркам, жечь их зажигательными ядрами! Спустить шлюпки на воду, спасать тех, кто на «Евстафии» жив остался!
— Турки отход начали, — глядите, рубят якоря! — отвечают мне. — Испугались, как гибель флагмана своего увидели!
— Но пусть бегут, им от нас не уйти, — говорю. — А сейчас наших спасать — вот главное дело!