– Да потому сидела, что охранник ее не впустил. Вы бы охранника кололи!

Проспав часов четырнадцать, я, открыв глаза, обнаружила себя на собственной постели. На придвинутом к кровати кресле, положив голову на край подушки, спала Маруся. Резко сев, я схватилась за голову. В глазах все плыло. Вскинулась Маруся:

– Ну, ты как?

– Бывает хуже, но реже. Как я домой попала?

– Мы с Севой и Пашей тебя привезли. Еле у медицины отбили.

– Ой, Маруся, спасибо. Как я уколов боюсь! Ты что, всю ночь со мной сидела?

– Да нет, после четырех я спала. Я каждые полчаса давление мерила. Когда выше ста поднялось, уснула. Давай-ка померим еще раз.

Распахнулась дверь. Любовь Михайловна:

– Девчонки, завтракать! Я блинов нажарила.

– Ой, как есть охота! Маруся, ну его на фиг, твой тонометр!

Ай да Любовь Михайловна! Нажарила целую гору блинов, выставила варенье клубничное и сметану. Крикнула: «Пашка!», придвинула еще одну табуретку.

– Дядя Паша, а ты чего не на работе?

– В отгуле, – промычал дядя Паша, жуя.

– Ой, простите меня, люди добрые! Опять я шороху навела, хлопот вам доставила…

– Да брось, Наташа, – сказала Любовь Михайловна. – Это ведь я тебя под пули послала.

– Любовь Михайловна, никто в меня не стрелял. Я в кафе напротив сидела, когда стрелок туда пошел. Просто потом меня менты достали, я устала и заснула. Это от переутомления. А как же вы меня по лестнице волокли?

– Наверное, мне повиниться надо? – спросила соседей Маруся. – Наташа, мужики тебя вдвоем волокли, а по ступенькам Сева один понес…

– Ужас! Во мне почти 70! А Сева такой мелкий…

– Нет, нес он тебя уверенно. А тут сверху от нас Альгис спускается. Увидел, что Сева тебя как новобрачную несет, и в лице переменился. Мне бы сказать, что ты болеешь, а я промолчала. Не люблю я его.

– Ладно, Маруся, это, наверное, к лучшему. Да и нет между нами ничего. Так… ходит да душу травит. И дети у него.