– Что у нее было? – спросил Кремер.

– Да чего там у нее только не было! А в тот раз – грыжа. У нее живот весь в шрамах был… как контурная карта. Год она скрипела как-то. Она вообще гордая была, ваша мама, старалась никого не обременять.

– Ну да, то-то она тебя в сиделки позвала, – потягиваясь на диване, сказал Кремер.

– Нет, я верю, что она просто хотела оставить мне единственную свою ценность – жилплощадь. И еще предков. Она мне целыми днями рассказывала о родителях, дедах, бабках, кузинах и так далее. Только о вас она ничего не сказала. Я даже не знала…

– Да, она меня вышвырнула из своей жизни раз и навсегда. Даже переводы не получала, и они возвращались ко мне.

– Потом уже после всего я у нее нашла таблетки… снотворные, много. Она, наверное, хотела… а тут резкое ухудшение… она ходить не могла… Слава богу!

– Что с ней было-то?

– Там много всего. Последняя операция уже при мне была… когда я на первом курсе училась. Метастазы в кишечнике, непроходимость. Ей свищ вывели. К чему вам эти неаппетитные подробности?

– И кто за ней ухаживал?

– Ну, кто…

– А сиделку нанять?

– Смеетесь? У нас на двоих – ее пенсия да моя стипендия. Да еще Димка придет и холодильник обчистит… Ничего, я справлялась! Не тошнило даже, хоть и беременность…

– У тебя и ребенок есть?

– Нет.

– Долго она лежала?

– Первый раз три месяца, потом она нитки выдернула, и свищ зарос. Потом через полгода снова непроходимость, но свищ прорвался сам.

– Я же ей открыл счет!

– Накрылся медным тазом ваш счет. Она уже семь лет как умерла.

– Ну, не хотела моими деньгами воспользоваться, для тебя бы могла взять, пожалеть!

– Значит, она сочла это неприемлемым, – сказала я, вставая.