— Моли о пощаде, — сказал он. — Моли, и, может, я дам тебе это.
Она медленно покачала головой, взгляд блуждал.
Он ощутил прилив ненависти, склонился к ее уху и зашептал голосом, который едва узнавал:
— Ты сгоришь, Василиса Петровна. И ты покричишь для меня напоследок, — он поцеловал ее с силой, как ударил, сжимая тисками ее челюсть, ощущая кровь с ее губы.
Она укусила его, пустив его кровь в ответ. Он отпрянул, они смотрели друг на друга, ненависть отражалась на лицах.
— Бог с тобой, — прошептала она с горькой насмешкой.
— Иди к черту, — сказал он и оставил ее.
В пыльной часовне стало тихо, когда Константин ушел. Может, они сооружали костер, может, готовили что похуже. Может, ее брат придет, и кошмару придет конец. Васе было все равно. Чего ей бояться? Может, в смерти она найдет отца, мать и любимую няню Дуню. И Соловья.
Но она подумала об огне, ножах и кулаках. Она еще не умерла. Она боялась. Может, она могла просто уйти в серый лес, покинуть жизнь. Она знала смерть.
— Морозко, — прошептала Вася и добавила его старое имя, имя бога смерти. — Карачун.
Ответа не было. Зима прошла, он пропал из мира людей. Она с дрожью опустилась на пол, прислонилась к иконостасу. Люди кричали снаружи, смеялись, ругались. Но в часовне было лишь молчание святых, глядящих вниз. Вася не могла молиться. Она отклонила гудящую голову и закрыла глаза, отмеряя жизнь ударами сердца.
Она не могла тут спать. Но мир как — то угас, и она снова пошла по черному лесу под звездным небом. Она ощутила потрясенное облегчение. Конец. Бог услышал ее мольбу, этого она и хотела. Она споткнулась и позвала:
— Отец, — крикнула она. — Мама. Дуня. Соловей. Соловей! — он точно будет тут. Он ждал ее. Если мог.
Морозко знал. Но Морозко тут не было, и только тишина ответила на ее крик. Она пыталась идти, но конечности отяжелели, ребра болели все сильнее от каждого вдоха.
— Вася, — он дважды позвал ее, пока она услышала. — Вася.
Она споткнулась и упала, не успев обернуться, оказалась в снегу без сил подняться. Небо было рекой звезд, но она не смотрела наверх. Она видела только бога смерти. Он был чуть больше, чем слияние света и тьмы, почти прозрачный, как облако перед луной. Но она знала его глаза. Он ждал ее в сером лесу. Она не была одна.
Она выдавила, тяжело дыша:
— Где Соловей?
— Ушел, — сказал он. Бог смерти не утешал тут, было лишь осознание потери, отраженное в его бледных глазах.
Она не знала, что такой звук агонии мог вырваться из ее горла. Она взяла себя в руки и прошептала: