Время всегда такое — то несётся стремительной стрелой, то течёт вязко, лениво.
Утро позднего лета и ранней осени было морозным, промозглым, но странно уютным. В ранний рассветный час Фелисия сидела на пороге с Йонероном. Колдун без зазрения совести вытащил сонную девушку из постели, не позволил толком проснуться и заставил отвечать на умные вопросы. Иногда ведьма говорила невпопад, надолго задумывалась, за что получала мгновенный, лёгкий подзатыльник. Некромант спрашивал про травы, про разных духов и их особенности, про руны и амулеты, а ещё тяжелая голова отказывалась соображать. Йонеран ворчал, Фелисия виновато улыбалась с тоской думая о Дэне, который продолжать мирно спать, развалившись на половину кровати. Ей хотелось сейчас прижаться к нему, может даже положить голову на плечо, почувствовать сильные руки на талии, а не сидеть на ступеньках, ёжась.
Йонеран призывал не витать в облаках, говорил, что она должна отвечать всё это без запинки, а не мямлить, путаясь в терминах, названиях и других значительных вещах. Фелисия зевала. Днём, может быть, она бы ещё и ответила нормально, но сейчас точно была на это способна.
Когда дошло до языка духов, стало совсем тяжко. У ведьмы получался больше набор неких звуков, чем складная речь учителя. Местами она говорила правильно, местами хмурилась, шарясь по Сознанию в поисках нужных знаний, местами ей подсказывала Тайвынь, хитро сверкая глазами. Беспокойный зверёк откровенно потешался над свой подругой и ситуацией, в которую она попала.
Лето вышло не особо радужным. Слишком часто лил дождь, нагоняя на рыжую смертную тоску. Шлёпать по не высыхающим почти лужам смертельно надоело, в середине июля Фелисия махнула рукой и на споры с Ветром, позволив старику продолжать нагонять свинцовые, тяжёлые тучи. Сил тягаться с ним не хватало, а на все её просьбы он только ворчал, иногда злился.
Лето нагоняло некой тревожности, ожидания чего-то определённо неизбежного, но точно не страшного. Просто что-то должно было произойти, ведьма чувствовала это остро, но толком разобрать ощущение не могла. Брат её чувств не разделял, отмахивался и просил не забивать голову всякой ерундой. Но как не старалась, рыжая никак не могла выбросить это из головы, попытки отвлекаться на что-то тоже мало помогали.
Приходили люди, даже появлялись новые — они смотрели по началу настороженно, но затем неизменно расслаблялись и Фелисию это неимоверно радовало. Она, наконец, окончательно забыла о своих страхах, сложенный хворост и столб перестали являться ей в кошмарах. По деревне ползли слухи, но не злые, наоборот. Её, кажется, признали, начали даже уважать — Йонеран злился, говорил, что это не осмотрительно, но девушка только тихо смеялась и успокаивала мужчину. Опасности не было, даже мельчайшего намека на неё. Ведьма твёрдо была уверена, что даже если в деревню заявится инквизиция — её просто напросто не выдадут. Ну, а спрятать травы, амулеты по тайникам дома, снять ловцы со стен — так это дело не хитрое. А потом сидеть дома, так, от греха подальше, а если и нужно выйти на улицу — то покрыть голову капюшоном, а волосы убрать в косу под одежду. И она бы сошла за ничем не примечательную деревенскую простушку, если бы не глаза, которые выдавали в ней колдунью с потрохами. Обычный человек не может так смотреть на мир, не может вечно озираться по сторонам. Обычному человеку не кивает каждый пятый встречный. На худой конец редко обычные люди лучились постоянным спокойствием, умиротворением и не ходили гордо, расправив плечи, но не взирая на других свысока.
Йонеран промучил её еще с час, а то и больше — как назло с ворчанием ушел, когда Фелисия только пришла в себя и восстановила мыслительные способности. Проводив колдуна немного обиженным и заинтересованным взглядом, она фыркнула, поднялась и, растирая ладонями плечи, зашла обратно в дом.
Дэниал еще спал, но скорее дремал — густые тёмные ресницы чуть подрагивали в свете, проникающим в комнату через открытую дверь. Девушка какое-то время смотрела на него изучающе, пытаясь понять, что за волнение селится в груди в последнее время, но так и не найдя ответа на свой вопрос принялась будить брата. Он уснул еще ранним вечером, чем-то изрядно вымотанный — его частенько не бывало дома днём, колдун уходил по одному известным ему делам, и Фелисия невольно вспоминала Флоренцию. И боялась, что Дэниал как-нибудь просто напросто не вернётся. Уйдёт, даже не попрощавшись, потому что не сможет смотреть в её глаза и слушать речи о мольбах остаться и не бросать её. А они будут. Она даже, наверное, будет плакать, цепляться за тунику, глухо рыдая, шепча сквозь стиснутые до боли зубы:
— Останься...
И этот образ настолько сильно закрепился, что пришел во снах на смену кострам. Парню такой настрой не нравился, только стоило Фелисии начать говорить об этом, черноглазый тут же щёлкал её по носу, делал грозные глаза и говорил, что ещё одна подобная мысль и девушке не поздоровится. Разумеется, фраза звучала из раза в раз, он не мог ничего с ней поделать — только крепко обнимал и обещал, что никогда не уйдет, никогда её не покинет и будет рядом до самого конца.
Глава 20
И ей очень хотелось, что бы это было правдой. Но вера не крепка и расшатывалась каждый раз всё сильнее.
— Да не брыкайся ты!
В ответ раздался грозный кошачий вой. Фел подняла голову: в дверном проеме стоял Дэниал, держа за шкирку огромного, чёрного кота. На лице у парня играла довольная улыбка.
— Фелисия, сестрёнка, я нашел нам питомца!
Котяра явно был против. Животное остервенело вырывалось, шипело, прижав уши. Жёлтые глаза сверкали паникой. Девушка вздохнула.
— Зачем? Он не хочет.
— А придётся.
Колдун развернул кота к себе, вглядываясь тому в глаза — кот как-то резко обмяк, гневные вопли сменились на жалобные. Ведьма подошла к брату, неуверенно протянула руку к животному. Он, по началу, опять дёрнулся, но затих, внимательно глядя на неё. Истерика прекратилась, котяра громко заурчал.