Потребовалась неделя, что бы Фелисия полностью отошла от произошедшего. Дэниал сам, неумело, ругаясь, снимал проклятье Йонерана и старался не трогать ведьму. Она практически не выходила из комнаты, мало ела и была бледнее призрака.
Весёлые глаза сменились печальными, всплывшая память давила каждое мгновение и девушка часто срывалась на слёзы. Вспоминать свою смерть оказалось больно, очень больно, но ещё больнее было видеть смерти других. Её друзей, знакомых, того самого любимого, наконец. И образы рвали на части, всплывали старыми обидами и потерями, старыми чувствами. Вспыхивали смехом, что уносился в чистое небо и пьяным задором весельем, которое звало, тянуло за собой.
Со временем девушка начала немного разбираться в этой каше, осторожно отделяя перепутавшиеся жизни друг от друга и даже что-то специально смотреть. Это оказалось интересно — столько самых разных историй находилось прямо у неё под носом, а она не замечала их в упор, загоняя глубже и глубже. Может быть и не стоило? Может быть нужно было маленькими шажками подходить к этой двери, за которыми они прятались и вслушиваться в их шёпот? И тогда сейчас было бы куда проще.
Об остальном её брат сознался быстро — в теле должна была родится другая душа, но его мать решила иначе. Оказалось, что Флоренция не приходила с ним — родила Дэна уже здесь, в этой самой деревне. Этой душе и суждено было стать Фелисии мужем, ему она была обещана, как только появилась на свет по воле Судьбы, но жизнь вносит свои коррективы. И в итоге Хайло стал просто сожителем колдуна по телу, разделяя порой и разум. Друид злился, потому часто вырывался и именно поэтому только Фел могла успокоить эту совершенно не усмиряемую ничем бурю. Только от её легких касаний, только от её легких поглаживаний зверь расслаблялся, умиротворено прикрывая глаза и снова оказывался заперт. Безусловно, Фелисии был он интересен — её тянуло к этому зверю, но каждый раз на подобные мысли Тайвынь хихикала, девушка заливалась краской и одёргивала себя. Тянуло просто как к старому другу, с которым не виделись столько зим, но почему-то мозг лисицы на понимание такие простых вещей был не способен. Зато в ход шла прекрасная фантазия, домыслы, никакому объяснению не поддающаяся логика и Фел оставалось только вздыхать. Что с ней сделать? Тайвынь была хитра, как тысяча чертят и порой злобная, как самая тёмная ведьма. Но по большей части лиса была самым обычным пушистиком, которая заведённой игрушкой носилась по дому или её сознанию, весело помахивая хвостами. Ребёнок.
— Ты отошла?
Они сидели у очага, прижавшись друг к другу. Дэниал обнимал ведьму за плечо, периодически осторожно поглаживая его, Фелисия прикрыла глаза и смотрела на огонь из-под полу опущенных ресниц.
— Вроде бы, — ведьма тяжело вдохнула. — Но с колдуном нужно что-то делать.
— Разберёмся. Я могу сходить к нему.
— Нет! — девушка внезапно отстранилась от него. — Я сама.
— Как хочешь, — черноглазый равнодушно пожал плечами, вновь притягивая сестру к себе.
Потом они молчали. Мерно трещало пламя, оставляя следы в их глазах. Дом заполнился тишиной, даже Тай молчала. Лисица заползла в комнату, которую Фел выделила под воспоминания и с любопытством их изучала.
Йонеран ходил из стороны в сторону вокруг своей лачуги, изредка гневно рыча на слишком близко подобравшихся духов. Девчонка не шла из головы, маячила своими зелеными, гневными глазами. Но хуже всего, что в последние мгновение в них мелькнуло сострадание — колдун терпеть не мог, когда его жалели.
Вечер укрывал мягким одеялом деревню леса, убаюкивал вместе с матерями детей, посылал лёгкий ветер ерошить шерсть дворняг. Зажигал первые звёзды на небе, растущая луна неторопливо ползла по своду, лениво и неторопливо взбираясь на свою вершину. Деревья тихо и статно стояли, ограждая людей от внешнего мира, и, если никогда не выезжать из своего селения могло показаться, что другого мира и вовсе не существовало. Только эти местами хлипкие домики — деревянные или каменные. Реже встречались, конечно, первые, были холоднее вторых, но зато внутри оказывались более уютными.
Ночь накрывала мир своим крылом, протяжно ухая криком совы и ей же уносилась прочь. Духи выступали из своих укрытий и, объединяясь, шли к шалашу, скрытому от людских глаз. Колдун нервничал, озираясь по сторонам. Тихий ветер, занимающийся где-то в вершине неба, ему совсем не нравился.
Фелисия закрыла глаза, погружаясь в Изнанку.