Снежный ураган. Он не пугал, был спокоен и завораживал с первых движений: вот снег собирается в вихрь, поднимается выше, выше, выше, наконец красиво осыпается о землю и, пойманный порывом ветра уносится в сторону, потом вновь возвращается. Метель не воет, грозя смертью обычным людям; метель как мать, убаюкивающая своего ребёнка темной ночью. Она оберегает от любого страха, она укрывает его шалью от холода и тепло улыбается одними только уголками рта. Снег же не бьёт колючими порывами в лицо, он мерно оседает на землю, крупные снежинки путаются в волосах.

Девочка глупо улыбалась. Кивнув остановившейся женщине, она чуть нахмурилась, потом закрыла глаза.

Ветер рванулся вперёд звонким смехом и Фелисия закружилась, пропуская его через руки. Телу стало жарко, душе - тепло. Маленький огонек превратился в огромный костёр у дороги, вокруг которого грелись путники. А ветер, добрый летний ветер, возносил искры в тёмное небо. Костёр грел каждого, кто подходил к нему, дарил спокойствие и надежду, залечивал раны как на теле, так и на душе. А ветер нёсся дальше костра, играл с кронами деревьев, ерошил шерсть животных и был бесконечно красив. Лес шумел знакомо и успокаивающе, мох наползал на руки, стремясь поглотить её всю в себе, трава прорастала прямо из груди. И Лес принимал её к себе, был согласен укрыть её от грозы, защитить от проливного дождя. Огонь костра мерно трещал, а раны затягивались.

А маленькая ведьма кружилась в странном, одном лишь ей понятном танце, и всё никак не могла унять это чувство прекрасного в груди. Каждой клеточкой своего тела она ощущала теперь особенно остро всё вокруг, и разум нёсся дальше и дальше. Где-то в деревне девочке чуть младше металась в лихорадке, а её мать надрывно плакала в углу, не в силах видеть, как дитя мучается от хандры. Ещё дальше мужчина не мог понять почему же всё валится из его рук и не видел чёрного проклятия, которое почти подобралось к сердцу. И судьбы людей, их голоса, они все переплетались в одно — такое огромное. И у каждого был свой путь, по которому люди шли и не обращали внимания на то, что творится у них под самым носом.

А север? Девочка нахмурилась, внезапно замерев и немного повела носом, будто принюхиваясь. С севера что-то надвигалось. Что-то неумолимое, какая-то угроза, от которой не было бы нигде спасения. Что-то страшное, подобное Флоренции в гневе или даже еще хуже.

— Что такое? — женщина обеспокоенно нахмурилась.

— Кто-то идет сюда, — голос рыжей дрогнул. — Кто это?

— Как ты смогла его уловить? — Флора чуть прищурилась, пораженно глядя на свою подопечную. — Он же в нескольких сотен километрах от нас!

Фелисия пожала плечами. Все ощущения танца отступили, задержалось только это — опасность. Но не столько для неё самой, сколько для окружающих. От чего-то она знала, что бы и кто бы это не был, он её не тронет.

— Что ты еще чувствуешь?

Маленькая ведьма напряглась. Ноги задрожали, и девочка вернулась за стол, опустив руки на колени. Стремительно бледнея, Фел закрыла глаза.

Сознание несло прочь от деревни. Через незнакомые леса, реки, другие поселения.

Он шёл, тяжело опираясь на посох, сделанный из коряги. Посеревшая от времени ткань прятала вырезанные магические руны и стук палки эхом раздавался в притихшем лесу. Грубые сапоги подминали траву, не жалели маленьких веточек, что с треском ломались под ним. Полы плаща доставали до самой земли, лениво волочились по мху, иногда цеплялись за коряги. Он был страшен: выглядывала изуродованная лапа, будто звериная, с чёрным мехом и огромными когтями. Лицо мужчины было всё в шрамах, один глаз то ли незряч, то ли просто не имел цвета и будто рыбий, не двигался.

— Всё, всё, уходи оттуда!

Голос Флоренции донёсся сквозь толстую пелену. По губам стекало что-то тёплое. Он внезапно остановился, покрутив головой и посмотрел прямо на неё: Фелисия с криком вынырнула из видения, слишком резко вернувшись в тело: сознание помутилось, девочка удивлённо опустила голову — передник был перепачкан в чём-то красном. Кровь из носа — вот что стекало по губам.

Ведьма тяжело, прерывисто вдохнула, прижимая девочку к себе и целуя в макушку.

— Ты молодец, но никогда не увлекайся, хорошо?

Фел кивнула. Голова начинала неприятно пульсировать, предвещая скорую боль. Перенапрягаться никогда нельзя, а она сейчас явно это и сделала. Нельзя соваться туда, где тебе не место.

— Я просила тебя сказать, что ты чувствуешь, а не смотреть!

Впрочем, за этим скрывалось волнение. Фелисия виновато отвела взгляд в сторону.