— Моя сущность — это природа, а не вина! — выпалил он, понимая, что начинает терять терпение, оправдываться и нести околесицу. — Решили поквитаться со мной за какие-то прошлые обиды? Это несправедливо и неразумно. Сейчас вы слишком возбуждены, чтобы размышлять трезво. Поэтому предлагаю...
Но она не слышала. Алексей с самого начала избрал не верную тактику. Гуманитарное образование приучило его во всем полагаться на интеллект, на цепочку разумных аргументов. Тезис и антитезис. Но Робинс сейчас захлестывали эмоции, а значит, они говорили на разных языках. Доводы Алексея напрасно стучались в запертую дверь ее разума — они отскакивали прочь как шарики для пинг-понга.
— Ты не похож на других, но ты такой же, — злобно прошипела она. — Такой же извращенный мерзавец. Такой же похотливый зверь. Ты генетический мутант. Плод какого-то дьявольского смешения хромосом. Ты не имеешь права существовать. В жопу приказы! Я приговариваю тебя к смерти!
И она спустила курок.
Когда стреляют в упор, мир сжимается до размеров дульного среза. Тело среагировало само по себе, и совсем не так, как он ожидал. Вместо того, чтобы метнуться в сторону или отшатнуться, Алексей бросился вперед за миг до того, как прозвучал выстрел. Робинс выглядела безумной, и ему не хотелось причинять ей вред. Ему вообще не хотелось драться с женщиной. Но у него в запасе остался единственный аргумент, и Странник, не задумываясь, пустил его в ход. Внезапный рывок привел ее в замешательство. Рука чуть дрогнула. Пуля рванула на плече рубашку, не задев кожу. Но он все равно не успевал. Вторым выстрелом она не промажет…
Линн Эрвинс оказалась за спиной у сержанта, подсекла ей ноги в коленях и одновременно здоровой правой рукой вывела из равновесия, зацепив обратным хватом поперек шеи. Линн не пыталась завладеть винтовкой. За нее это сделали рефлексы и гравитация. В момент стресса тело само защищается от увечий наиболее примитивным способом, и побороть этот инстинкт почти невозможно. Даже годы тренировок не всегда помогают. Сержант выронила оружие, чтобы помочь себе при падении. Она успела подставить локоть, но все равно основательно приложилась спиной о камни.
Линн нагнулась и подняла винтовку.
— Я ведь предупреждала тебя, Робинс, — холодно отчеканила она. — Я предупреждала тебя или нет? Ты забыла, что служишь в действующей армии и субординацию пока никто не отменял. В боевых условиях за самоуправство положен расстрел. Я не знаю, что тебе сделали такие, как он, там, за Чертой. Не знаю и не хочу знать, почему тебе пришло в голову смывать дерьмовые воспоминания чужой кровью. Но я уверена, что этот человек ни в чем не виноват. А теперь убирайся!
Робинс приподнялась на локтях.
— Ты действительно не знаешь? — она вымолвила это тихо, почти шепотом. — Ты не знаешь, хоть и была там? Я не могу поверить, что ты не знаешь.
— Ага, я там была, — сухо ответила Линн, — Но это не мешает мне оставаться человеком. Даже когда это не легко.
Робинс встала и потерла ушибленную ягодицу. Ее плечи ссутулились. Она вся как-то разом обмякла. Яростная злость сменилась оцепенением и безнадежной тоской. Кто-то искалечил психику этой женщины, но Алексей не собирался брать на себя ответственность за чужие грехи. Сержант отвернулась и побрела ко второму бараку. Там стояли еще две девицы в военной форме. Одна полноватая и темноволосая. Другая коренастая шатенка с короткой стрижкой. Они были готовы разорвать его на куски голыми руками. Только потому, что он не похож на них.
— Я думаю тебе лучше зайти внутрь. — предложила Линн.
— Да, я тоже так думаю, — он улыбнулся. — Всему свое время, не так ли?
Она не ответила, но Алексей понял, что его слова достигли цели.
— Не мы определяем правила, — добавил он уже на пороге. — Но только нам решать — продолжить игру или отступить.
Он зашел в пакгауз, украдкой наблюдая за их реакцией. Линн смотрела задумчиво. Смысл его слов проникал к ней в сознание, чтобы заронить семена будущего прозрения. В глазах двух молодых девиц плескались фонтаны страха и ненависти, но они были пустышками. Их враждебность не имела значения.