Я поднялся в тесную каморку и вопросительно посмотрел на начальника.

– Товарищ Губадзе, ваше жалование за три месяца, – официально протянул он мне конверт.

– Спасибо, товарищ начальник, – равнодушно ответил я.

Он перешёл на неофициальный тон:

– Скажи, Дато, зачем ты продолжаешь работать? – внимательные глазки вперились в меня из-под круглых очков.

– Ну как, Владимир Леонидович, а чем же мне заниматься ещё? Да и покормят всегда здесь.

– Чем заниматься? Гулять, баб насиловать, белую сволочь бить, а еда, она ведь везде есть. Залез вон в хату к кому-нибудь, объявил там всех буржуями, порезал и ешь себе всё, что найдёшь.

Он произнёс это с озлобленностью.

Я вздохнул и ответил:

– Понимаю вас, Владимир Леонидович, не могу я так. Не могу и всё.

Начальник задумчиво кивнул и ответил.

– Вот и я, Дато, не могу. А они, выходит, могут? Это ИХ мы к власти привели? Социалисты, мать их! Это ОНИ поведут нас в светлое будущее? Вот эти животные, что сейчас устроили на улицах дикую природу? Вся эта банда трусов, развращённая пустыми фантазиями. Просто прикрыли своё убогое нутро заученными лозунгами, теперь эта банда одурела от безнаказанности и анархии. За что мы сражаемся с белыми, если в сегодняшней ситуации и белые, и красные одинаково жестоко уничтожают всё, что мы любим!?

Я оглянулся с опаской.

– Вы бы это, товарищ начальник, как бы того, не услышал кто…

Владимир Леонидович отмахнулся.

– Ааа, Дато, мне всё равно уже. Ты пойми, я уже старый. Видеть мне это тошно!

Через неделю после этого разговора начальник перестал появляться на заводе. Впоследствии я узнал, что его зарезали на улице.

Трудно сейчас логически объяснить, как мне удалось избежать смерти в гражданской войне. Я всегда был за красных, но сам в боях не участвовал. Я всегда открыто говорил, что буду помогать нашей идее на трудовом фронте. Кто-то ведь должен продолжать работать несмотря ни на что. Иначе откуда бы брались даже те мизерные единицы продуктов питания и промышленного производства, что ещё оставались в стране?

Но для меня это не было единственной причиной уклонения от кровопролития. В глубине души я сочувствовал каждому белому офицеру и казаку, которых в этой страшной войне калечили и убивали. Я сам неоднократно задавался вопросом, а так ли мы правы с нашей Ленинской идеологией? Таков ли Ленин, каким мы привыкли представлять его в своих мыслях?

Всё страшное время, пока мы рисковали жизнью, выходя на стачки и провозглашая коммунистические лозунги, он был за границей. Руководил революцией из подполья, как это называли. Руководил. Из подполья.