Время шло, я взрослел. Участвовал в набегах на церкви и христианские отряды. Я с упоением рубил человеческие тела. Признаваясь самому себе, я бы сказал, что мне это нравилось. Чувство всемогущества, когда в твоих руках чужая жизнь, не сравнится ни с чем.

Вот она жертва, она молит тебя о пощаде, тебя просят не убивать, для тебя готовы сделать всё что угодно. Скажи им выпить твою мочу – они выпьют, вели им драться между собой до смерти – они будут драться. Жалкие, мерзкие, противные людишки, цепляющиеся за свою жизнь, будто она представляет какую-то ценность.

Роговолт всегда был мной доволен, но как-то раз он сказал:

– Свенельд, порой ты бываешь слишком жесток, меня это пугает.

Пугает! Что ты за вождь, которого пугает жестокость!

С момента сожжения моей деревни минуло уже больше пятнадцати зим. Роговолт старел и становился мягкотелым. Я же наоборот был полон сил.

В отряде меня признавали как второго человека, а значит со смертью Роговолта вождём стану я.

Как-то раз на наш отряд напали печенеги. Их было больше, и они имели все шансы на победу. Только не учли эти несчастные, что мы – настоящие мастера боя, а они всего лишь степные крысы.

Мы разбили их с минимальными потерями, но в самый разгар битвы я почувствовал – вот оно! Я отобрал копьё у раненого печенега, оглянулся по сторонам, и, удостоверившись что все наши заняты боем, высмотрел Роговолта.

Он бился сразу с тремя желторожими. Я поудобней перехватил древко копья и метнул Роговолту в спину.

После боя ни у кого не возникло сомнений в том, что вождя убили печенеги.

– Что ж, – сказал самый старый воин. – Думаю никто не станет возражать, что теперь наш вождь ты, Свенельд!

Разумеется, никто не возражал. Наконец-то я почувствовал настоящую власть!

Первое, что я сделал, это отменил все старые правила Роговолта. Я дал разрешение грабить и убивать всех без исключения, в том числе и славян. Я думаю, что в жизни правит лишь один закон – закон силы. Слабые не должны жить, и если люди не способны дать отпор внешней агрессии, они не заслуживают жизни.