— Где он сидел, когда вы его увидели?

— Вот здесь.

— Сколько удочек было заброшено?

— Обе.

Гвидонов уселся на покинутое рыбаком место и посмотрел на воду. Вода, как вода, в меру грязная. Обзора с этого места никакого, — только соседний берег, поросший травой и невысокими кустами.

— Удачное место? — спросил Гвидонов.

— Да так, средней паршивости. Можно было найти получше.

— То есть, ты бы выбрал для рыбалки другое место?

— Да… Левее недалеко есть лучше, и еще мы проходили недавно, там поглубже и течение слабей… То есть, Владимир Ильич, — изумился Вадик, — выходит, он был не рыбак?!.

И посмотрел на Гвидонова с таким немым восхищением, что тому даже понравилось. Как в кино.

— Рыбак… Обыкновенный рыбак.

— Но…

— Хочешь, наверное, когда-нибудь пойти по моим стопам? Стать крутым сыщиком?.. Есть такое желание?

— Вы все знаете!.. — восхитился Вадик. — Я столько книжек про это дело прочитал, вы не поверите.

— Тогда запомни: вывод из одиночного факта не должен быть категоричным, он должен быть очень мягким. Он должен касаться рабочей версии, как заячья лапка, почти нежно… К примеру: рыбак, но плохой рыбак, редко бывает на рыбалке… Или: рыбак, но рыба для него не играет роли, — неприятности на работе или в семье, вот и приехал просто отдохнуть… Или какое-нибудь другое «или»… А ты сразу решил: «крыша».

— Но крыша…

— Есть «крыша» и есть «крыша»… — чуть устало сказал Гвидонов. — Просто я, Вадик, человек старой закалки.

От этого места на берегу, от бугорка и одинокой березки на нем, они повторили весь путь рыбака. Шли по лесу к шоссе, как, должно быть, шел он, и остановились у кустов, под которыми недавно лежал фельдъегерь.

— Мужик, наверное, кричал и звал на помощь. Вот рыбак на призыв и примчался. Как думаешь?

— Вряд ли, — усмехнулся Вадик, — мы бы раньше услышали.