На площади перед кинотеатром была воздвигнута небольшая временная сцена. Пока перед ней собиралась толпа, Шпандау, Анна и Пам ждали за дверями. Управляющий кинотеатром и прочий персонал сновали туда-сюда, заканчивая последние приготовления к показу фильма: великолепно восстановленной 35-миллиметровой «Леди Евы»[36] с Барбарой Стэнвик и Генри Фондой. Это был один из любимых фильмов Анны, классика, на которой она росла в Техасе. Она даже пыталась запустить в производство ремейк фильма, чтобы сыграть в нем ту же роль, что и Стэнвик, мечтала об этом, сколько себя помнила. Но стоило ей только кому-нибудь об этом заикнуться, и на нее начинали пялиться как на ненормальную. Никто понятия не имел, о чем она толкует, никто этого фильма даже не видел. Может, лучше «Бонни и Клайд»? Вот это, черт возьми, настоящая классика. Подумай только о новейших спецэффектах, которых не было во времена прежнего режиссера, как там его…

«Нет, — сказала Анна, — спасибо большое, мать вашу». Но когда-нибудь нужный момент придет, всегда повторяла она. «И вот теперь я уже слишком стара. Мне уже никогда этого не сделать». Что, впрочем, не мешало ей продемонстрировать старую версию фильма, затолкать его в их глотки. Вот вам, дремучие, невежественные козлы. Вот как выглядит хороший фильм. Поначалу она тревожилась, что ее затея обернется провалом, что никто не придет. Но пиарщики поработали неплохо, да и сама Анна неоднократно прошлась по этой теме в самых разных ток-шоу на местном телевидении, причем действовала с энтузиазмом, какого не проявляла, даже рекламируя свои собственные фильмы. Вложенные усилия окупились. Площадь наполнялась народом. Поговаривали даже, что не все поместились и часть людей стоит на прилегающей улице. Публики оказалось куда больше, чем Анна рассчитывала, и сердце ее бешено колотилось. Впервые за несколько лет она гордилась проделанной работой.

Шпандау расхаживал по вестибюлю кинотеатра и что-то говорил в микрофон, закрепленный на запястье. В ухо был вставлен крошечный наушник. Он поддерживал связь с двумя парнями, которых оставил снаружи приглядывать за толпой.

— Я из-за вас нервничаю, — сказала ему Анна.

Шпандау, выглянув за дверь, ответил:

— Вы украли мою реплику.

— А это нормально, что мы с вами изображаем сиамских близнецов?

— Только до тех пор, пока мы не вытащим вас отсюда и не доставим в безопасное место.

— Тут становится тесновато, — раздался в наушнике голос Брюса, одного из агентов, оставшихся снаружи. — Народ сливается в плотный поток. Того и гляди появится полиция и начнет наводить порядок. Что мне делать?

— Просто оставайтесь в толпе, вы оба, и ты, и Мэл, — велел Шпандау. — Двигайтесь вместе со всеми, но не слишком быстро. Не выделяйтесь. Вы знаете, кого искать. Если увидите хоть что-то подозрительное, сразу вызывайте меня.

— Хорошо, — ответил Брюс.

— А как фильм-то называется, вы вроде говорили? — подал голос Мэл.

— «Леди Ева», — сказал Шпандау.

— Ни разу о нем не слышал, — откликнулся Мэл. — Звучит, как название какого-нибудь средства для интимной гигиены.

И Мэл с Брюсом рассмеялись. Шпандау уже доводилось несколько раз работать с ними. Оба надежные парни, но уж очень молодые, чуть старше двадцати.

— Ребята, вот чем вы прямо сейчас занимаетесь? — спросил их Шпандау.

— Я стою и разговариваю с вами, — ответил Мэл.

— И я тоже, — добавил Брюс.

— Прекрасно, — прокомментировал Шпандау. — Вы оба стоите посреди площади и говорите в рукав рубашки. Мы с вами мило беседуем. Очень осмотрительно себя ведете, очень профессионально.

На том конце примолкли. Шпандау улыбнулся. Когда-то, примерно в эпоху плейстоцена, он и сам был таким же юнцом. Мэл увлекался гонками на велосипедах-внедорожниках, а у Брюса была трехмесячная дочь. Оба днем работали, но нуждались в дополнительном заработке.