— Манштейн, как и все немцы, очень неохотно отходит от схем, — сказал Ватутин, рассматривая местность. — Обязательно будет рваться по шоссе на Обоянь. За Обоянью он уже видит Курск. Кто у тебя здесь стоит?

— 3-я механизированная и 49-я танковая бригады и 67-я стрелковая дивизия. Силы хорошие, немалые.

— Но и небольшие. Манштейн наращивает удары.

— Бойцы и командиры 6-й гвардейской с честью выполнят свой долг. Не пойму, что это за населенный пункт на горизонте, на карте ведь ничего нет.

— Карта не обманывает, Иван Михайлович. Посмотри внимательно. Это скопище техники и пехоты. Одним словом, стоять насмерть. Я убываю в штаб фронта. Сделаем все, чтобы подрубить Манштейну крылья...

Ватутин не ошибался. После мощной артподготовки немецкие танки устремились вперед на прорыв. Более 500 машин сосредоточил Манштейн на участке всего в 30 километров. Немецкая авиация бомбила наши боевые порядки и Обоянское шоссе группами по 40—50 самолетов. Шесть часов непрерывно, стая за стаей, налетали гитлеровцы на шоссе, сбрасывая на наши позиции тысячи тонн бомб. Казалось, все живое после такой бомбежки должно погибнуть, но гвардейцы выстояли, отойдя только к концу дня на новый рубеж южнее Новоселовки, где вновь заняли оборону.

Этому чуду безусловно способствовали два контрудара, которые Ватутин нанес по флангу танкового клина противника в критический момент боя. Конечно, это были не те контрудары, которые он планировал, но значение их трудно не оценить. Удары 2-го гвардейского танкового корпуса севернее Шопино, 5-го гвардейского танкового корпуса севернее Яковлево, 2-го и 10-го танковых корпусов не могли перерасти в контрнаступление, но отвлекли часть сил противника и значительно ослабили его натиск на Обоянское шоссе. Уже вечером 8 июля Манштейн предпринял еще одну отчаянную попытку прорыва вдоль Обоянского шоссе и вышел даже на южную окраину Верхопенья, но Ватутин бросил на врага 200, 112 и 22-ю танковые бригады, два истребительно-противотанковых полка, и они остановили врага.

Сражение постепенно затихало. На левом фланге в полосе 7-й гвардейской армии немцы с большим трудом заняли два села — Мелихово и Мясоедово. А ведь здесь, на участке 92, 94 и 81-й стрелковых дивизий, действовало около 300 танков.

— Завтра для Манштейна решающий день, — уверенно сказал Ватутин на подведении итогов четвертого дня сражения. — Думаю, Гитлер не может быть доволен действиями своих войск. Но, что бы он ни думал, Манштейн потерял главное — темп.

День 9 июля действительно отличался высочайшим напряжением. К этому времени стало ясно, что на северном фасе дуги наступление провалилось и у Гитлера осталась одна надежда на Манштейна. Он исступленно гнал любимчика вперед, и тот так же исступленно выполнял его волю. Было от чего прийти в исступление, ведь на четвертый день сражения он должен быть в Курске, а на самом деле не дошел и до Обояни. Теперь Манштейн уже на десятикилометровом участке фронта сосредоточил огромные массы пехоты, которая при поддержке 500 танков рванулась вперед. Почти все самолеты Рихтгофена поднялись в воздух, его летчики совершили более 1500 вылетов. Танковые дивизии атаковали наши позиции пятнадцать раз, но темп был действительно потерян. На обоянском и корочанском направлениях враг продвинулся всего на 6—8 километров. Однако и Ватутин использовал все фронтовые резервы.

В этот критический момент Манштейн наконец оторвал свой взор от Обоянского шоссе. В Берлин полетели срочные телеграммы с просьбой о подкреплении. Манштейн уверял верховное командование вермахта, что если получит помощь, то непременно выиграет «третье наступление на Востоке». Помощь он получил.

Лучшие танковые силы, эсэсовские дивизии «Рейх», «Мертвая голова», «Адольф Гитлер», 3-й танковый корпус, вооруженные самыми современными танками, оружием, начали перегруппировку. Манштейн поворачивал основные силы на северо-восток, чтобы, двигаясь вдоль железной дороги Белгород—Обоянь—Курск, выйти в район Прохоровки, захватить переправы на реке Псел и с прохоровского плацдарма ударить на Обоянь уже с востока, чтобы затем выйти на шоссе Обоянь—Курск.

Не бездействовал и Ватутин. Решением Ставки он получил от Степного фронта (с 24.00 9 июля. — С.К.) 5-ю гвардейскую, 5-ю гвардейскую танковую армии и готовил контрудар. В нем предполагалось задействовать 1-ю танковую и 6-ю гвардейскую армии, наносившие удар с рубежа Меловое, Круглик на Яковлево. Из района Прохоровки главный удар наносила 5-я гвардейская танковая армия и часть сил 5-й гвардейской армии. Тремя стрелковыми дивизиями переходила в наступление 7-я гвардейская армия.

Вечером 11 июля Николай Федорович в последний раз перед сражением заслушивал командарма 5-й гвардейской танковой армии генерала П.А. Ротмистрова и командующего 5-й гвардейской армией генерала А.С. Жадова.

— Ваш удар будет главным, — сказал он Ротмистрову. — Специфика его в том, что Манштейн тоже наступает. Надо не только выдержать встречный удар, но и опрокинуть противника. Хватит ли сил?

— В строю более 800 танков и САУ, — немедленно ответил Ротмистров. — Построение армии в два эшелона: в первом — три танковых корпуса, во втором — механизированный корпус и мощный резерв.

— Это хорошо. Прошу еще учесть, что «тигры» и «пантеры» особенно опасны на дальней дистанции. Тридцатьчетверка до них не достает.

— Знаем, товарищ командующий. Мы специально отрабатывали приемы сближения, используя лучшую маневренность наших танков...

Так же четко и уверенно докладывал командарм 5-й гвардейской.

Ночью Ватутин выехал на КП Ротмистрова. Василевский убыл в 69-ю армию. Всю ночь кругом горели поля спелой пшеницы, деревни, а земля и без того не успевала отдохнуть от дневного зноя. Проверив в последний раз систему управления у танкистов, Ватутин заехал к Жадову и к утру вернулся на свой КП. Пожары стихли. Вместе с утренним туманом осел и угарный дым. Из-за леса поднималось горячее июльское солнце, освещая тихие берега речушки Псел, остатки домов деревни с поэтическим названием Прелестное. Ровно в 7 часов утра 12 июля взревели моторы советских танков и пошла, пошла вперед, набирая скорость, несокрушимая лавина. А навстречу ей в последнем отчаянном броске спешили эсэсовские дивизии.