— Все, начинаем повторяться, — сказал в одну из таких ночей Ватутин. — Я почти уверен, что у немцев есть три направления для удара. Первое — из района Белгорода на Обоянь, второе — оттуда же на Корочу, и третье — на Волчанск и Новый Оскол. Наиболее вероятны два первых, поэтому будем сосредоточивать усилия именно здесь, на левом крыле фронта. Тебя, Семен Павлович, прошу усилить разведку, мы должны знать о противнике все или почти все...

Воронежский фронт имел в своем составе 38, 40, 69, 6 и 7-ю гвардейские, 1-ю танковую и 2-ю воздушную армии, а также 35-й гвардейский стрелковый, 2-й и 5-й гвардейские танковые корпуса. Согласно своему замыслу Ватутин сосредоточил на левом крыле фронта, на участке 164 километра (около 68 процентов общей протяженности фронта), 83 процента стрелковых дивизий, 90 процентов танков и САУ, свыше 86 процентов артиллерии. Войска расположились в два эшелона: в первом — 38, 40, 6 и 7-я гвардейские армии; во втором — 1-я танковая и 69-я армии. В резерве находились танковые и стрелковый корпуса, артиллерийские противотанковые полки и бригады большой мощности.

Уже к середине мая на Курском выступе оборудовали восемь оборонительных рубежей и полос, глубиной до 300 километров. Каждая армия возвела три полосы обороны, каждый фронт имел три фронтовых рубежа. Построили оборонительные рубежи и войска Степного фронта. Только одна полоса обороны на Воронежском фронте включала в себя 5 сплошных траншей полного профиля, соединенных ходами сообщения. В среднем каждая дивизия отрыла до 70 километров траншей. По фронту и в глубину на каждом километре сооружалось до 7 дзотов.

Танкоопасные направления перекрывали противотанковые рвы, берега рек и оврагов ощетинились эскарпами, лесные дороги пересекали завалы. Были полностью заминированы мосты и многие участки дорог.

Разведка работала неплохо, и Ватутин имел сведения, что против его фронта противник сосредоточил 5 пехотных дивизий 2-й армии из группы армий «Центр», всю 4-ю танковую армию и основные силы оперативной группы «Кемпф», входящие в группу армий «Юг». А это еще 15 пехотных, 8 танковых и моторизованных дивизий. Именно на участке его фронта находились два отдельных батальона тяжелых танков и дивизионы новых штурмовых орудий. Потом выяснилось, что сил у немцев было больше... Командовал этими войсками старый знакомый Ватутина фельдмаршал Манштейн.

Все, казалось, было готово для встречи врага, а Николай Федорович продолжал кропотливую работу в штабе и войсках. Генерал С.П. Иванов впоследствии вспоминал: «Генерал Н.Ф. Ватутин с неизменным вниманием относился к нуждам и запросам штаба, с его стороны штабисты всегда встречали полное понимание и всестороннюю поддержку. Да это и неудивительно. Ведь пройдя все ступени штабной службы, вплоть до заместителя начальника Генерального штаба, он знал все профессиональные тонкости, о событиях судил масштабно, сразу схватывал суть дела. Это был настоящий генштабист, человек отменной работоспособности, сильной воли и исключительной деловой целеустремленности. В нем как нельзя лучше сочетались черты командующего и руководителя крупного штаба. Самым тесным образом Н.Ф. Ватутин поддерживал контакты с войсками, куда он часто выезжал, причем о своих поездках ставил в известность и штаб. Он всегда знал о запросах, нуждах, настроениях не только командного, но и рядового состава, и при необходимости оперативно оказывал действенную помощь».

В начале мая появились первые реальные признаки скорого наступления противника. Агентурная разведка доносила, что Гитлер собирает руководство вермахта для принятия окончательного решения о начале активных действий на Восточном фронте. Такое совещание действительно состоялось в Мюнхене 3—4 мая. Вскоре пришли сведения, что наступление начнется 10—12 мая. Эти сведения подтверждала и фронтовая разведка.

Немедленно в войска Брянского, Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов пошла телеграмма за подписью Сталина и Василевского:

«По некоторым данным, противник может перейти в наступление 10—12 мая на орловско-курском, или белгородско-обоянском направлении, или на обоих направлениях вместе.

Ставка Верховного Главнокомандования приказывает: к утру 10 мая иметь все войска, как первой линии обороны, так и резервов, в полной боевой готовности встретить возможный удар врага. Особенное внимание уделить готовности нашей авиации с тем, чтобы в случае наступления противника не только отразить удары авиации противника, но и с первого же момента его активных действий завоевать господство в воздухе.

Получение подтвердить. О принятых мерах донести».

Командующие немедленно подтвердили готовность, а Рокоссовский и Ватутин доложили о спланированной контрподготовке артиллерии и авиации фронтов.

Войска застыли в напряженном ожидании, но ни 10, ни 11, ни 12-го наступления не последовало. Захваченные войсками Воронежского фронта пленные ничего толком сказать не могли, вели себя крайне неуверенно. В этой неуверенности Ватутин усмотрел колебания противника.

— Думаю, надо вернуться к нашему предложению по упреждающему удару, — сказал он на заседании Военного совета фронта 13 мая, когда стало окончательно ясно, что наступление врага задерживается. — Немцы сейчас не ожидают нашего удара, подтягивают резервы, и в этот весьма переменчивый момент войска фронта могут иметь успех. Созданная же оборона дает нам гарантию надежного тыла.

— Думаю, надо согласиться с командующим, — сразу же сказал Хрущев, и после этого вопрос был практически решен.

— Семен Павлович, — обратился Ватутин к Иванову, — готовьте конкретные материалы по операции, а мы с Никитой Сергеевичем будем докладывать в Ставку.

Предложение фронта заинтересовало Сталина. Он все еще не верил в надежность нашей обороны, вспоминая прошлогодние неудачи. И все же Ставка не поддержала инициативы Воронежского фронта. С большим трудом Жуков, Василевский и Антонов отговорили Верховного от упреждающего удара.

Через десять дней Генеральный штаб вновь получил, казалось бы, достоверные сведения о начале наступления в период с 19 по 26 мая. Вновь в войска пошла предупредительная директива, и вновь наступление не состоялось. В напряженной, нервной обстановке прошел май, начался первый летний месяц. Прошел и он, а враг все стоял на месте. Напряжение достигло высшего предела. Нервничали солдаты в передовых траншеях и танках. В который уже раз занимали боевые места номера артиллерийских расчетов, летчики часами не покидали кабин самолетов. Волновались в штабах вплоть до Генерального. Представители Ставки неотлучно находились в войсках: Жуков — на Центральном, Василевский — на Воронежском фронтах.

Николай Федорович с трудом сдерживал волнение и неустанно напоминал о возможности упреждающего удара.

«Особую нетерпеливость начал проявлять командующий Воронежским фронтом Н.Ф. Ватутин, — писал о тех днях Василевский. — Николай Федорович неоднократно ставил передо мной вопрос о необходимости начать самим наступление, чтобы не упустить летнее время. Мои доводы, что переход врага в наступление против нас является вопросом ближайших дней и что наше наступление безусловно будет выгодно лишь противнику, его не убеждали.