— Ставка пришла к выводу, что наиболее благоприятные стратегические и оперативные условия для нанесения поражения одной из главных и активных группировок Гитлера сложились на южном крыле, — сказал Жуков. — Разгром противника на Волге является важнейшей составной частью общего плана зимней кампании 1942/43 года. Её стратегическая цель заключается, по меньшей мере, в нарушении оперативной устойчивости всего южного крыла немецко-фашистских войск, захвате стратегической инициативы и создании перелома в ходе войны в пользу Советского Союза.

На этом совещании были тщательно рассмотрены вопросы взаимодействия с артиллерией, танками и авиацией при прорыве обороны противника; взаимодействия с танковыми и кавалерийскими соединениями при вводе их в прорыв и при действиях в глубине обороны противника; взаимодействия с соседними войсковыми объединениями и соединениями; организации управления войсками на всех стадиях операции.

Обстоятельным и конкретным было выступление Ватутина. Николай Федорович доложил, что главный удар он решил нанести силами 5-й танковой и 21-й армий с плацдарма юго-западнее Серафимовича в общем направлении на Калач. Ударной группировке фронта поставлена задача прорвать оборону 3-й румынской армии на двух участках общим протяжением 22 километра, после чего подвижными соединениями развить наступление в юго-восточном направлении, разгромить оперативные резервы врага, выйти во фланг и тыл его главной группировки, действовавшей в районе Сталинграда. На третий день операции предусмотрено соединение танковых корпусов ударной группировки в районе Калач, Советский с войсками Сталинградского фронта и завершение окружения противника.

Как вспоминал впоследствии генерал С. П. Иванов, оживленный обмен мнениями вызвал вопрос о концентрации сил на направлении главного удара и создании танкового резерва. Василевский считал целесообразным иметь в резерве фронта несколько танковых бригад и кавалерийских полков. Такого же мнения был и Ватутин. Однако Жуков придерживался своего первоначального вывода о необходимости максимальной концентрации сил на направлении главного удара.

— Сто процентов танков и самолетов, — сказал он, — семьдесят процентов артиллерии и половину стрелковых соединений задействуем мы на направлении главного удара. Залог успеха в существующей ситуации — это максимальная пробивная мощь и стремительность первого натиска. Мы должны замкнуть кольцо до того, как Паулюс и Гот опомнятся и бросят нам навстречу крупные подвижные силы, сняв их с неатакованных участков.

На следующий день в таком же конструктивном ключе прошло совещание руководящего состава Юго-Западного и Донского фронтов, а также 21-й и 65-й армий. Жуков поручил провести это совещание Ватутину.

— Николай Федорович, я решил сегодня послушать со стороны, — сказал Георгий Константинович. — Так что совещание будешь проводить ты.

Ватутин тут же возразил, что это может обидеть Рокоссовского.

— Костя не обидчивый, — улыбнувшись, сказал Георгий Константинович. — Мы с Рокоссовским по службе бывали в разных взаимоотношениях, и я ходил под его началом, а вот с двадцать пятого года, с ленинградских курсов, никак не отвыкну: нет-нет да и назову его совершенно не по-уставному.

Открывая совещание, Николай Федорович был немногословен. В коротком сообщении он изложил участникам совещания сущность замысла Ставки, акцентировав внимание на отработке вопросов взаимодействия, выявлении степени готовности войск, анализе и обобщении имеющихся разведданных.

Затем были заслушаны подробные доклады о готовности артиллерии к наступлению, действиях танковых соединений, инженерном и тыловом обеспечении. В частности, многое уже было сделано инженерными войсками. За короткое время они сумели проложить сотни километров различных дорог, навели несколько десятков мостовых и паромных переправ, в том числе пять ложных. Один из таких ложных мостов был построен у станицы Еланской. Не раз появлявшиеся над Доном немецкие самолёты-разведчики принимали этот мост за действительный. Вражеская авиация сбросила на него более 200 бомб, но ни одна не попала в цель. А действующий мост, расположенный ниже ложного, немцы так и не обнаружили.

Тут же, на совещании, Жуков отметил старательную работу инженерных частей.

— Сам ездил и видел: и мосты, и паромы, и гати, — одобрительно сказал он. — Всё в надлежащем порядке. Саперы трудятся сноровисто и споро.

Острый разговор получился по вопросу авиационного обеспечения предстоящего наступления. Когда слово было предоставлено командующему ВВС Красной армии генерал-лейтенанту авиации А. А. Новикову, командующий Донским фронтом генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский его предварил:

— Многие пехотные и танковые командиры молят Бога о плохой погоде в дни наступления, чтобы выключилась из дела вражеская авиация. И их можно понять — ведь во всех предшествующих операциях немцы имели подавляющее превосходство в самолетах и нередко их авиация прямо-таки на корню срывала наши наступательные замыслы.

— А вот сейчас Александр Александрович с фактами в руках и расскажет нам, каково положение в авиации, будет ли она готова к началу контрнаступления, — сказал Жуков.

Однако доклад Новикова получился пространным, в общих чертах, вызвав реплику заместителя наркома обороны СССР генерал-лейтенанта Я. Н. Федоренко.

— Это теория, — вставил Федоренко, — а надо бы конкретно по действиям авиации на Юго-Западном и Донском фронтах.

— При подготовке авиационного обеспечения наступления этих фронтов, — по-прежнему невозмутимо говорил Новиков, — трудностей у нас еще очень много, особенно по Юго-Западному. У меня нет никаких оснований упрекать командующего 17-й воздушной армией генерала Степана Акимовича Красовского и начальника ее штаба полковника Константина Ивановича Тельнова. Они сами и их подчиненные делают всё, что в человеческих силах и сверх этого, но нельзя забывать, что начинать им пришлось с нуля. Армия еще не закончила формирование, строит аэродромы, летчики осваивают новую технику, не вся матчасть еще поступила...

— В общем, делается много, но все же дай бог нелетную погоду, — шутливо заметил со своего председательского места Ватутин.