Участники совещания молча переглядывались. Каждый, по-видимому, мысленно строил всякого рода догадки.
Разговор Черняховского по ВЧ с Верховным главнокомандующим был недолгим.
— Ватутин попросил назначить вас командующим 60-й армией, — прозвучал в трубке неторопливый голос с кавказским акцентом. — Мы не возражаем. А как вы сами смотрите на это?
— Как прикажете, товарищ Сталин. Ваше высокое доверие постараюсь оправдать всей своей жизнью, — взволнованно ответил Черняховский.
— Вот и хорошо. Принимайте армию, — сказал Верховный.
Время показало: «крестник» Ватутина с честью оправдал это доверие. Молодой, энергичный командарм достойно проявил себя как в боях на Воронежском фронте, так и на других полях сражений. В дальнейшем Черняховский будет командовать 3-м Белорусским фронтом, он станет генералом армии и дважды Героем Советского Союза.
В таких кадрах новой военной школы, как Черняховский, Ватутин видел залог побед над противником. Николай Федорович тоже принадлежал к «младому племени», являясь на тот период самым молодым по возрасту командующим фронтом. Не случайно и часть управления фронта он сформировал из офицеров ускоренного (трех-, четырехмесячного) курса обучения в Военной академии им. М. В. Фрунзе. Это были молодые офицеры, но некоторые из них уже успели поучаствовать в боях осенью и зимой 1941 года. Несмотря на отсутствие опыта практической работы в крупных штабах, они с исключительной добросовестностью брались за выполнение любых заданий. Спустя время новички научились готовить сводки, донесения, отрабатывать боевые распоряжения, оформлять решения комфронта...
Да сам и Николай Фёдорович любил подать пример молодежи. Ночью, когда меньше трезвонили телефоны, он брал карандаш и лично писал донесение в Ставку или набрасывал текст распоряжения войскам. Ему, вчерашнему штабному работнику, это доставляло удовольствие. Как говорится, кто не любит «тряхнуть стариной»...
«Генерал Н. Ф. Ватутин с неизменным вниманием относился к нуждам и запросам штаба, с его стороны штабисты всегда встречали полное понимание и поддержку, — вспоминал уже знакомый читателю генерал армии С. П. Иванов. — Да это и не удивительно. Ведь пройдя все ступени штабной службы, вплоть до [1-го] заместителя начальника Генерального штаба, он знал все профессиональные тонкости, о событиях судил масштабно, сразу схватывал суть дела. Это был настоящий генштабист, человек отменной работоспособности, сильной воли и исключительно деловой целеустремленности. В нём, как нельзя лучше, сочетались черты командующего и руководителя крупного штаба. Самым тесным образом Н. Ф. Ватутин поддерживал контакты с войсками, куда он часто выезжал, причём о своих поездках ставил в известность и штаб. Он всегда знал о запросах, настроениях не только командного, но и рядового состава, и при необходимости оперативно оказывал действенную помощь».
Из двух неудачных наступательных операций Ватутин сделал серьёзные выводы. Тщательно изучив обстановку, он скрытно произвёл перегруппировку войск фронта, сосредоточил их на важных направлениях и имеющимися силами, собранными в кулак, организовал ряд ощутимых контрударов.
В середине июля очередная операция была проведена в районе города Коротояк. Неподалеку от этого города, у села Петропавловки, вспоминал начальник штаба фронта М. И. Казаков, немцам удалось захватить небольшой плацдарм на северном берегу Дона. Ватутин приказал ликвидировать его. Эта задача была поставлена перед 174-й стрелковой дивизией. Одновременно ей предстояло захватить плацдарм на южном берегу. Стремительным ударом противник был выбит из Коротояка и потеснен по ту сторону Дона на пять километров по фронту и три километра в глубину. Немцы встревожились. Ими тут же стали предприниматься беспрерывные попытки выбить советские части обратно за реку. Командующий 2-й венгерской армией генерал-полковник Густав Яни бросил сюда две дивизии. Пришла и одна немецкая дивизия, а с ней до сотни танков. Настойчивые атаки противника не прекращались целую неделю, и в течение всего этого времени 174-я стрелковая дивизия стойко отражала их. Только по приказу командующего фронтом во избежание лишних потерь её командир генерал-майор С. И. Карапетян отвел свои части на северный берег. За умелые действия, за мужество и стойкость это соединение удостоилось тогда звания гвардейского.
Сталинградская битва, в которой решалась судьба страны, началась 17 июля 1942 года. Гитлер планировал захватить Сталинград — крупный транспортный узел стратегически важных речных и сухопутных маршрутов, объединявших центр страны с южными регионами. Овладев городом на Волге, немцы не только перерезали бы крупную артерию Советского Союза и создали серьёзные проблемы со снабжением Красной армии, но и надежно прикрыли бы свои наступающие на Кавказ войска.
Поэтому в тот период всё внимание Ставки было приковано к Сталинграду. Операции других фронтов, в том числе Воронежского, носили скорее вспомогательный характер. Но это вовсе не означало, что они не вели активные боевые действия. Ставка ВКГ требовала от командования Воронежского фронта регулярно наносить удары по противнику, не давая ему возможности перебрасывать свои танковые и моторизованные части с Воронежского направления на Сталинградское. Ранее несколько боеспособных соединений с правобережья Дона противник всё же успел туда перебросить. На смену закаленным в боях германским дивизиям пришли войска сателлитов — итальянцы и венгры. Однако это не снизило накала боёв. Они продолжались на дальних и ближних подступах к Воронежу, в пригороде и на улицах, на захваченных больших плацдармах и маленьких пятачках земли... По подсчётам историков, сражение за Воронеж длилось 212 дней и ночей, половина из них пришлась на время командования фронтом Ватутиным.
В последних числах июля в штаб фронта поступил приказ №227 «О мерах по укреплению дисциплины и порядка в Красной Армии и запрещении самовольного отхода с боевых позиций», получивший сразу название как приказ «Ни шагу назад!». Николай Федорович знал, что его проект готовил Василевский. Потом дорабатывал Сталин, он же и подписал этот документ 27 июля. Жесткий, категоричный тон приказа обращал на себя внимание суровостью правды, нелицеприятностью разговора Верховного главнокомандующего с каждым, кто сейчас находился на фронте, начиная от простого солдата и кончая командующим фронтом.
Читая приказ, Ватутин с горечью воспринимал резкие слова, адресованные и в свой адрес. Нет, в документе не назывались конкретные имена и фамилии, но в нём шла речь о Воронежском направлении, за которое он, как командующий фронтом, теперь отвечал в первую очередь:
«Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется вглубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа.
Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа из Москвы, покрыв свои знамена позором.
Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток».
Куда более жесткие формулировки в нём содержались дальше: «Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило... Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять Родину. Паникеры и трусы должны истребляться на месте. Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование — ни шагу назад без приказа высшего командования».
Особую ответственность этот суровый документ возлагал непосредственно на командующих фронтами: