Жуков непросто входил в роль начальника Генерального штаба. И на то были свои причины. Георгий Константинович до мозга костей был выраженным строевым командиром и никогда не тяготел к штабной службе, не было у него для этой должности и основательного образования. «Я не имел до этого опыта штабной работы, — рассказал он много лет спустя писателю К. М. Симонову, — и к началу войны, по моему собственному ощущению, не был достаточно опытным и подготовленным начальником Генерального штаба, не говоря уже о том, что по своей натуре и по опыту службы тяготел не к штабной, а к командной деятельности».
О природной нерасположенности Жукова к штабной работе свидетельствуют записи старших начальников в его аттестациях. Вот одна из них: «Может быть использован с пользой для дела по должности помкомдива или командира мехсоединения при условии пропуска через соответствующие курсы. На штабную или преподавательскую работу назначен быть не может — органически её ненавидит». Подписал этот документ 8 ноября 1930 года командир 7-й Самарской кавдивизии К. К. Рокоссовский, будущий Маршал Советского Союза. А когда в кабинете Сталина в присутствии Жукова решался вопрос о новом начальнике Генштаба, Георгий Константинович прямо заявил вождю:
— Я никогда не работал в штабах. Всегда был в строю. Начальником Генерального штаба быть не могу.
Однако любые возражения Сталину в тот период были бесполезны. Поэтому Жукову пришлось занять должность и ещё сказать при этом вождю спасибо «за оказанное высокое доверие». Вскоре Георгий Константинович стал энергично и напористо, что было ему свойственно, осваивать новое ответственное дело.
«Весь февраль был занят тщательным изучением дел, непосредственно относящихся к деятельности Генерального штаба, — пишет он в «Воспоминаниях и размышлениях». — Работал по 15—16 часов в сутки, часто оставался ночевать в служебном кабинете. Не могу сказать, что я тотчас же вошел в курс многогранной деятельности Генерального штаба. Все это далось не сразу. Большую помощь мне оказали Н. Ф. Ватутин, Г. К. Маландин, А. М. Василевский, В. Д. Иванов, А. И. Шимонаев, Н. И. Четвериков и другие работники Генерального штаба».
Первой фамилию Ватутина Жуков поставил не случайно. Именно Николай Федорович сразу стал его правой рукой. И по должности (13 февраля 1941 года Ватутин был назначен 1-м заместителем начальника Генерального штаба, то есть Жукова), и по профессиональным качествам Ватутин являлся, без всякого преувеличения, одним из самых высокообразованных работников Генштаба и, говоря словами Жукова, обладал «широтой стратегического мышления». К сказанному добавим ещё один штрих. В феврале того же года Указом Президиума Верховного Совета СССР «за успешное выполнение боевых заданий и выдающиеся достижения в боевой и политической подготовке и воспитании войск» Ватутин был награждён высшим орденом страны — орденом Ленина. Эту награду Николай Федорович получил в Кремле из рук самого «всесоюзного старосты» М. И. Калинина. Так что опираться Жукову было на кого.
Новое повышение по службе, высокая награда Родины, полное доверие со стороны Жукова окрыляли Ватутина. Но он был не из тех людей, у кого могла закружиться голова от достигнутой высоты и блеска воинских отличий. «Звёздный» хмель ни раньше, ни сейчас его не дурманил. Трудился Николай Федорович без устали, не замечая ни дней, ни ночей, а при его напряженной работе они уже не шли — стремительно летели. Генеральный штаб, в котором он был вторым лицом, выполнял огромную оперативную, организационную и мобилизационную работу, являясь основным аппаратом наркома обороны.
В первой половине февраля Жуков и Ватутин подробно доложили наркому обороны Тимошенко о серьёзных недостатках в организации и боевой готовности войск Красной армии, а также о состоянии мобилизационных запасов, особенно по снарядам и авиационным бомбам. Кроме того, было отмечено, что промышленность не успевает выполнять заказы наркомата на боевую технику. Вызывало также особую тревогу сосредоточение большого количества немецких войск в Восточной Пруссии, Польше и на Балканах. Общий вывод руководителей Генштаба был неутешителен: ввиду сложности военно-политической обстановки оборона гигантской страны находится в неудовлетворительном состоянии, необходимо принять срочные меры и устранить имеющиеся недостатки в обороне западных границ и в вооруженных силах.
— Всё это хорошо известно руководству, — ответил Тимошенко. — Думаю, в данное время страна не в состоянии дать нам что-либо большее.
И тем не менее эти вопросы были доложены Сталину. По его поручению предложения руководителей военного ведомства были внесены в правительство. Надо сказать, что в принятом в последнем мирном народно-хозяйственном плане на 1941 год был предусмотрен значительный рост оборонной промышленности.
Безусловно, Ватутин, как и Жуков, реально смотрел на положение дел, хотя он не мог не понимать, что его доклады вряд ли воодушевят руководство армии и страны. В конце февраля того же года у наркома обороны состоялось совещание, на котором Ватутин выступил с докладом о состоянии железных дорог в приграничных военных округах. Картина, которую он нарисовал, тоже оказалась безрадостной.
— Пограничные железнодорожные районы мало приспособлены для массовой выгрузки войск, — без всяких предисловий начал свой доклад Николай Федорович. — об этом свидетельствуют следующие цифры. Железнодорожные дороги немцев, идущие к границе Литвы, имеют пропускную способность 220 поездов в сутки, а наша лиговская дорога, подходящая к границе Восточной Пруссии, — только 84. Не лучше обстоит дело на территории западных областей Белоруссии и Украины: здесь у нас почти вдвое меньше железнодорожных линий, чем у противника. Железнодорожные войска и строительные организации в течение 1941 года явно не смогут выполнить те работы, которые нужно провести...
Тимошенко, внимательно слушавший Ватутина, неожиданно его перебил:
— А вы разве не знаете, что ещё год назад по заданию ЦК партии Наркомат путей сообщения разработал семилетний план технической реконструкции железных дорог?..
— Так точно, знаю, товарищ нарком, — последовал уверенный ответ Ватутина. — Однако пока ничего серьёзного не сделано, кроме перешивки колен и элементарных работ по приспособлению железнодорожных сооружений под погрузку и выгрузку массы войск и вооружения.
Не менее обстоятельными на этом совещании были выступления и других докладчиков, в частности, генерал-лейтенанта Г. К. Маландина и генерал-майора А. М. Василевского. Как и Ватутин, они заострили внимание на том, что в обстановке надвигающейся военной угрозы необходимо как можно скорее решать вопросы транспортных коммуникаций в приграничных округах. Люди военные, они хорошо понимали их роль и значение в период подготовки к войне.
Характерно, что ни Ватутин, ни его подчиненные не были здесь в роли фиксаторов имеющихся недостатков. В рамках своей компетенции они предпринимали все возможные меры к их устранению, а также решали массу других сложных задач. Как пишет в своих воспоминаниях А. М. Василевский, в тот период Генштаб работал с неослабевающим напряжением. Еще и еще раз анализировались операции первых лет Второй мировой войны и принципы их проведения. Глубоко изучались как наступательные операции, так и вопросы стратегической обороны. В директивах наркома обороны руководящему составу Красной армии одновременно с задачами по отработке наступательных операций обязательно, причем конкретно и подробно, ставились задачи и по оборонительным операциям. В качестве практических мероприятий предусматривалось проведение зимой в каждой армии и округе армейского предназначения оперативной игры на тему армейской оборонительной операции, а в штабах округов фронтового предназначения — фронтовой оборонительной операции. Летом армии и округа осуществляли на тех же основаниях армейские или фронтовые двусторонние полевые учения. Основной, конечно, была наступающая сторона, а противоположная решала задачи оборонительного характера.
Вся эта многогранная работа проходила на фоне нарастающей переброски войск вермахта к советским границам. Договор о ненападении, заключенный с Германией в 1939 году, не вызывал иллюзий. Ложившиеся каждодневно на стол Ватутину разведсводки, другие сведения такого рода убедительно свидетельствовали о том, что угроза агрессии становится все более реальной. Если в конце 1939 года на оккупированных территориях Польши и Словакии Германия имела примерно 25 дивизий, то к концу 1940 года на границах с Советским Союзом уже находилось 68, включая финские соединения. В апреле 1941 года Германия выставляет до 100 дивизий, а ещё через несколько месяцев у советских рубежей сосредоточивается 150 дивизий.
Как писал в своей книге Маршал Советского Союза М. В. Захаров «Генеральный штаб в предвоенные годы», «к середине марта 1941 года общая численность вооруженных сил Германии, по расчетам нашего Разведывательного управления, составляла около 8 млн человек (в том числе в сухопутных войсках 6,5—7 млн человек). В боевом составе гитлеровских сухопутных войск было 262—272 дивизии (пехотных 220—230, танковых — 20, моторизованных — 22), 11—12 тыс. танков, более 52 тыс. орудий, около 19 200 самолетов».
Наряду с увеличением численности войск и количества единиц техники Германия активно осуществляла оборудование Восточного театра военных действий: строились новые аэродромы, склады, хранилища, мосты, дороги. Одновременно расширялись, реконструировались старые объекты и коммуникации.