3. Мы гарантируем всем офицерам и солдатам, прекратившим сопротивление, жизнь и безопасность, а после окончания войны возвращение в Германию или в любую другую страну по личному желанию военнопленных.
4. Всему личному составу сдавшихся частей будут сохранены военная форма, знаки различия и ордена, личная собственность и ценности, а старшему офицерскому составу, кроме того, будет сохранено и личное оружие.
5. Всем раненым и больным будет оказана медицинская помощь.
6. Всем сдавшимся офицерам, унтер-офицерам и солдатам будет обеспечено немедленное питание.
7. Ваш ответ ожидается к 11.00 9 февраля 1944 г. по московскому времени в письменной форме через ваших личных представителей, которым надлежит ехать легковой машиной с белым флагом по дороге, идущей от Корсунь-Шевченковского через Стеблев на Хировка.
8. Ваш представитель будет встречен уполномоченным русским офицером в районе восточной окраины Хировка 9 февраля 1944 г. в 11 час. 00 мин. по московскому времени.
9. Если вы отклоните наше предложение сложить оружие, то войска Красной Армии и Военно-Воздушного флота начнут действовать по уничтожению окружённых ваших войск, и ответственность за их уничтожение понесете вы».
Для передачи немецкому командованию ультиматума Ватутин назначил парламентёром офицера разведотдела штаба фронта подполковника А. П. Савельева, переводчиком лейтенанта А. В. Смирнова и сигналистом рядового А. Р. Кузнецова. Николай Федорович лично проинструктировал группу Савельева о том, как каждый парламентёр должен вести себя во время встречи с немцами, как следует исполнить процедуру вручения пакетов с ультиматумом командирам XXXXII и XI армейских корпусов противника.
Восьмого февраля в 11 часов парламентёры перешли линию фронта. Однако немцы, похоже, русских не ждали. Как только они прошли 30—40 шагов, с немецкой стороны раздалась пулемётная очередь. Приходилось надеяться только на белый флаг. Остановились, помахали. Сигналист проиграл на трубе сигнал «Внимание». Прошли ещё шагов двадцать. Вновь — очередь. Пули буквально просвистели рядом. Пренебрегая опасностью, парламентёры все-таки вышли на то место, где их встретила группа немцев. Савельеву и его спутникам завязали глаза и отвезли в штаб. Там приняли ультиматум и сказали, что окончательный ответ будет дан в установленное время.
— Я уточнил у немецкой стороны, каким способом будет дан ответ: как сказано в ультиматуме или другим способом, — докладывал по возвращении Ватутину подполковник Савельев.
— И что же немцы решили? — спросил Николай Федорович.
— Сказали, что ответят, как написано в ультиматуме.
На следующий день к 12 часам из штаба Штеммерманна сообщили, что немецкая сторона отклоняет ультиматум советского командования. Как потом стало известно, Гитлер потребовал любой ценой удерживать позиции, заверив, что в ближайшее время подойдут резервы и окружение будет деблокировано. Бои закипели с новой силой. Атаки, словно морские волны, накатывались одна за другой. С отчаянием обречённых немцы пытались перерубить стальной обруч окружения, чтобы соединиться с пробивавшейся к ним подмогой в составе пяти танковых дивизий, включая танковую дивизию СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Манштейн не терял надежды вызволить окруженцев. В ночь на 12 февраля находившихся в «котле» и пробивавшихся к ним отделяло расстояние всего в 12 километров.
Обстановка для советских войск на тот момент сложилась архисложная. Что для танков 12 километров? Достаточно одного броска. Однако преодолеть эти считаные километры немцам не удалось. В результате принятых Ватутиным мер противник был остановлен.
Но Ставка располагала прямо противоположными данными о происходивших под Корсунь-Шевченковским событиях. Среди ночи представителя Ставки маршала Жукова поднял с постели звонок из Москвы. Жуков в те дни тяжело болел гриппом. Сталин раздраженным тоном спросил:
— Известно вам, товарищ Жуков, что противник прорвал фронт Ватутина и выходит из окружения в районе Корсунь-Шевченковского?
— Нет, неизвестно. Думаю, что это не соответствует действительности, — ответил Жуков.
Как вспоминал впоследствии Жуков, Сталин, не стесняясь в выражениях, выругал и его, и Ватутина. И тут же сказал, откуда у него такие сведения:
— Только что звонил Конев и доложил о прорыве.
Ещё через минуту Сталин вынес вердикт: