Задавая этот вопрос, я втайне боялся, что военные действия в самом разгаре.
— Закончилась. И с Эфиопией мир, но каждый месяц идут перевороты, одних смещают, другие приходят к власти. Мира у нас нет больше двадцати лет… Даже не знаю, когда мы забудем этот хаос, — Айман был искренне расстроен.
— Все когда-нибудь заканчивается, — философски заметил я сомалийцу, проблемы его страны меня волновали мало, у меня появился шанс вернуть свою жизнь. И всего-то надо добраться до посольства и заявить о пропаже паспорта. Его сотрудники свяжутся с паспортной службой в России, удостоверятся в моей личности, и я смогу попасть домой. Конечно, меня будут проверять и расспрашивать, но после изнасилования в теле девушки, такие «трудности» мне казались пустяками.
В семье Аймана был настоящий пир. Часть улова ушла на продажу, обеспечив семью необходимые продуктами и вещами, остальная жарилась, варилась и сушилась. Я так пропах рыбой, что половина местных кошек, отчаянно мяукая, следовала за мной по пятам, сопровождая меня, куда бы я ни пошел.
Прошло три дня с того момента, как я просил узнать насчет российского посольства в Могадишо. На все мои вопросы Айман отвечал уклончиво, пока мое терпение не лопнуло. Дождавшись момента, когда мы с ним остались вдвоем, я в буквальном смысле припер его к стенке, не давая выйти из комнаты. Убедившись, что ему не уйти от меня и что я могу выйти из себя — последствия вспышки моего гнева в поселке помнили хорошо — Айман сдался:
— Нет в Могадишо русского посольства. Уже много лет как нет. У некоторых стран остались представительства, но ваше закрыто. Оно не работает с начала гражданской войны.
— Идиот! Как давно ты это знаешь и почему сразу не сказал? — я с трудом сдержался, чтобы не врезать по челюсти.
— Я надеялся, что ты захочешь остаться с нами, что ты привыкнешь к нам. Родители любят тебя, мы все любим тебя…
— Айман, слушай меня и запомни раз и навсегда. У меня есть Родина! Есть мать, есть друзья! Мы разные, совсем разные! Ты радуешься рыбе, а живу другими ценностями! После того, через что мне пришлось пройти, мое единственное желание — это убраться отсюда и не видеть никого, кроме своих друзей, кроме своей семьи, кроме своего города! Эти ваши пустыни у меня в печенках сидят! Я теперь даже песочницу видеть не смогу, после вашего-то гостеприимства.
Сомневаюсь, что парень понял половину моего монолога, но не понять выражения лица и интонации не мог. Отпустил ворот его рубахи, я успокоился внешне, хотя ярость все еще клокотала внутри. Я выловил главное.
Нет посольства! Это известие окатило меня окатило ушатом холодной воды. Как быть? Что предпринять? Надо успокоиться и подумать. Не бывает безвыходных ситуаций! По крайней мере, не надо бояться, что каждый мужчина захочет уложить меня в постель.
— Айман, у тебя есть мобильный телефон?
— У отца есть. Он в доме всего один, но в поселке не ловит, надо выехать и подняться на горку Карадюш.
— Это далеко?
Парень отрицательно помотал головой:
— Совсем близко, час ходьбы если пешком, — и потом извиняющимся голосом добавил, — у дяди есть машина, однако он не даст. Но мы можем вместе сходить, только попрошу у отца мобильный.
— Хорошо. Как он вернется, возьми, я сделаю пару звонков, это будет быстро, — говорю и вижу, как парень мрачнеет.
Ну что за эгоист? Неужели этот дебил не понимает, что жрать каждый день рыбу среди гниющих отходов не предел моих мечтаний?
Бикмет вернулся ближе к обеду, выслушал сына и, не говоря ни слова, вытащил телефон из сумки, висевшей на крючке. «Самсунг» старого образца, зарядки — на одно деление. Я объяснил ему, что мы с Айманом скоро вернемся.
Мы вышли из поселка и направились в сторону горы Карадюш. Шли быстро, почти не разговаривая, только Айман периодически давал пояснения по местности, которая выглядела безжизненным каменным нагорьем. Сама гора была пологой и довольно высокой. Чтобы взобраться до места, где был сигнал, мы потратили минут двадцать.