Поводом послужила скромная свадьба родственников – без музыки, танцев и джалеби. Жених, один из племянников Махадео, все еще был в трауре по старшему брату, умершему от СПИДа, а незадолго до смерти еще и заразившему свою жену. Болезнь часто поражала жителей Видрабхи, хотя этот факт всячески скрывался. Если станет широко известно, что СПИД свел в могилу кого-то из родных Манджу, это может понизить ее цену на рынке невест. Однако деревенских жителей мало беспокоила причина недавней смерти молодого человека, равно как и то, что его вдову почему-то спрятали подальше на время праздника. И даже рассказы Айши их не волновали. Все напряженно поглядывали на небо.
То, что в Аннавади называли перерывом во время сезона дождей, в сельской местности звалось засухой. В июне ливней было мало, и миллионы хлопковых семян, высаженных весной, погибли. А ведь они были куплены за большие деньги. Это были генетически модифицированные, гибридные сорта. Считалось, что они специально приспособлены для нестабильного климата Видарбхи. Теперь понадобится материал для новых посадок, и значит, придется брать новые ссуды.
У кунби есть пословица, что в июле боги обычно спят. Родственники Айши надеялись, что в этом году они изменят своим принципам и будут бодрствовать, чтобы помочь людям. Даже ночью крестьяне не могли спокойно отдохнуть, а беспокоились о будущем.
За те двадцать лет, которые прошли с тех пор, как Айша и ее муж уехали в город, в их родных деревнях, находившихся в тридцати с лишним километрах друг от друга, многое изменилось к лучшему. Некоторые дома стали больше и капитальней благодаря тем деньгам, которые регулярно присылали уехавшие в Мумбаи. Государственные инвестиции тоже преобразили пейзаж: среди высохших полей появились новые школы, колледжи, красивые здания государственных учреждений с клумбами и зелеными лужайками, такими же ухоженными, как те, что разбиты неподалеку от отеля «Хайат» неподалеку от мумбайского аэропорта. Власти проложили также новый водопровод, но он не смог компенсировать уменьшения количества осадков, выпадавших в последнее время в Видарбхе. Аномальная засуха, а также незаконное и неконтролируемое расходование жителями воды из оросительных систем привели к катастрофе: ручьи пересохли, реки обмелели, течения изменили направление, рыба погибла, а посевы не взошли. Бедственным положением немедленно воспользовались ростовщики, фактически взявшие власть в деревнях в свои руки.
Многие отчаявшиеся крестьяне, попавшие в долговую кабалу, кончали жизнь самоубийством. Увы, в здешних местах это считалось традиционным способом решения проблем. Подобный сюжет уже давно стал привычным для фильмов о быте и нравах маратхов. Но старый мелодраматический стереотип продолжал существовать и в двадцать первом веке. По официальным данным, среди земледельцев Видарбхи регистрировалось около тысячи случаев суицида в год. При этом правозащитники предъявляли гораздо более страшную статистику. Однако, какими бы ни были цифры, самоубийства на севере Махараштры были уже не просто бытовыми драмами, а превратились в известный на весь мир символ безнадежного положения и крайней нищеты индийских сельских жителей.
Пылившиеся в архивах у местной администрации документы указывали, что старинное самосожжение было вытеснено более современными методами сведения счетов с жизнью. В папках хранили подмокшие и заплесневелые письма, в которых родные объясняли, что подтолкнуло близких им людей к страшному шагу:
«Последние два года были неурожайными. Он не мог вернуть кредит. Потом в доме случился пожар. Сгорели все семена: подсолнечные, пшеничные. У него не было денег на свадьбу второго сына, а соседи все спрашивали, когда же сын женится…»
«У него была очень большая семья. Как-то, просматривая банковские документы, он понял, что долги колоссальны и он никогда не сможет оплатить их. От отчаяния он выпил инсектицид».
«Он был человеком непредприимчивым, с замедленной реакцией. Всю жизнь работал в полях. Ему пришлось взять ссуду на свадьбу дочери. После чего он понял, что оказался в финансовой ловушке».
«Он сказал: «Папа, если ты не купишь мне мобильный телефон, я отравлюсь». А потом пошел и выпил яд».
Премьер-министр Манмохан Сингх покинул Дели и отправился с визитом в Махараштру, чтобы продемонстрировать свою озабоченность сложившейся в сельских районах ситуацией и готовность властей помочь в ее разрешении. Семьи совершивших самоубийство должников получат правительственную субсидию. Будут введены поощрительные программы для тех, кто обращается за ссудами в банк, а не к теневым ростовщикам. Эти программы предполагают рассрочку выплат по кредитам и их реструктуризацию, а также снижение процентных ставок.
Государство решило поддержать оставшихся из-за засухи не у дел деревенских жителей, гарантировав им сто дней в год оплаченных общественных работ. Такие меры предпринимались, кроме прочего, еще и затем, чтобы остановить бегство крестьян в мегаполисы, например, в Мумбаи. Но при этом родственники Айши абсолютно ничего не знали про широко разрекламированные шаги правительства по поддержке сельского населения.
Информация о распределении государственных субсидий всегда считалось инсайдерской, и ею успешно приторговывали власть имущие. Так, в одной части Индии за взятки продавались телекоммуникационные лицензии, позволяющие получить миллионы долларов дохода; в другой частные лица успешно «прокручивали» средства фонда, предназначенного для строительства спортивных сооружений международного уровня для Игр Содружества[76]. Членам парламентской оппозиции раздавались огромные взятки, чтобы они не мешали подписанию важного для политиков Ядерного соглашения между Индией и США[77]. А состояние сотни индийских олигархов равнялось примерно четверти национального ВВП.
В лесистой части Видарбхи, восточнее тех мест, откуда были родом Айша и ее муж, жители давно потеряли веру в то, что правительство поможет им наладить нормальное существование. Государственные модернизационные проекты и экспансия крупных корпораций вытеснили традиционные ремесла, которыми исторически занималось местное население. Многие из чувства протеста решили поддержать революционное маоистское движение с более чем сорокалетней историей, набиравшее сейчас новую силу. Партизаны боролись с капиталистами и коррумпированными чиновниками привычными им террористическими методами: в ход шли автоматы и гранатометы, самодельные бомбы из динамита и гвоздей, противопехотные мины. Маоисты действовали примерно в трети административных районов Индии (всего их насчитывается 627) и были особенно активны в центральной и восточной частях страны, которые теперь именовались «Красным поясом». Особенно кровавыми были их недавние выступления в штате Орисса, где они потопили корабль с морскими пехотинцами (тридцать восемь военных утонуло), а также взорвали полицейский микроавтобус – погиб двадцать один человек.
Однако в деревнях люди не были пока готовы включаться в революционную борьбу. Они ждали реформ: улучшения инфраструктуры, появления сельскохозяйственной техники, которая бы сделала труд более производительным. В этом году, работая на соевой и хлопковой плантации, семнадцатилетний кузен Манджу по имени Анил опробовал одно такое новшество: каждый день он шел в поле, таща на спине металлическую канистру с пестицидом фирмы Dow.
Плантации принадлежали состоятельному политическому деятелю, который платил работникам тысячу рупий в месяц, что примерно равнялось двадцати одному доллару. Применение новых химикатов улучшило урожай и увеличило доходы хозяина, однако необходимость таскать на себе тяжелый баллон и вдыхать вредные пары пестицида нисколько не облегчила, а напротив, усложнила и без того каторжный труд крестьян. Один из соседей, работавший бок о бок с Анилом, недавно в конце рабочего дня поставил на землю баллон, взобрался на дерево на краю деревни и повесился. Семья самоубийцы никаких государственных компенсаций не получила.
Ночами Анил часто представлял, что он скажет владельцу поля, если появится возможность с ним побеседовать. Мягко и вежливо он попробует убедить хозяина в том, что более тяжелый труд, вероятно, должен оплачиваться несколько выше. Однако недовольного работника обычно с легкостью увольняли и брали на его место другого. Поэтому все свои фантазии, в том числе и суицидальные мысли, Анил держал при себе.
В прошлом году Айша посоветовала ему поискать счастья в Аннавади. И Анил отправился в Мумбаи, став одним из тех пятисот тысяч деревенских жителей, которые, по статистике, ежегодно прибывают в мегаполис на заработки. На заре он вместе с себе подобными являлся на Марол Нака – район рядом с аэропортом, куда приезжали на грузовиках прорабы со строек, чтобы выбрать себе поденщиков. Сюда каждое утро приходило около тысячи соискателей, мужчин и женщин, и лишь несколько сотен получали работу. Анил не знал, что вообще-то продолжительность жизни в Мумбаи на семь лет меньше, чем в среднем по стране. Он просто чувствовал, что ему худо: грудь сдавливало, будто перетягивало канатом, когда он стоял в толпе мигрантов, с которыми он был не в состоянии конкурировать. После месяца тщетных попыток устроиться хоть куда-нибудь парень вернулся домой.
– Односельчане посмеивались надо мной, – рассказывал он Манджу. – Я собирался посмотреть город и заработать денег, но ни то ни другое мне не удалось. Впрочем, я впервые в жизни увидел огромные самолеты.
Вечером накануне свадьбы родственников Манджу, как самая старшая девушка в своем поколении, прошествовала через всю деревню во главе процессии, направляющейся в храм, где должно было состояться благословение жениха и невесты. Манджу была в персиковой расшитой блестками шифоновой тунике, которую ей отдала тетя, живущая в городе. В руках она несла горшок с зерном. За нею следовали многочисленные родственники и соседи. По сторонам грунтовой дороги паслись ослики, вечно ищущие, чем бы поживиться. Процессия двигалась мимо саманных хижин, окрашенных в зеленый цвет – эту бы зелень да в поля! А потом поднялась по крутой тропке к стоящему на вершине холма святилищу обезьяноголового бога Ханумана.