Вскоре со своего разведзадания вернулся Мирчи. Он сказал, что с мамой вроде бы все в порядке. Она сидит и мирно беседует с женщиной-полицейским. Кекашан вздохнула с облегчением и принялась готовить ужин.

В этот час по всему трущобному кварталу загорались огоньки костров, на которых варили еду. От них поднимался дым, сливавшийся в единый столб. Его было видно издалека. В «Хайяте» постояльцы, жившие на верхних этажах, в это время обычно звонили в администрацию отеля: «Тут неподалеку пожар!», – сообщали они. Или: «Там, кажется, произошел какой-то взрыв».

А через полчаса начнут поступать жалобы на то, что на поверхности бассейна плавает слой пепла с запахом коровьих лепешек[63].

Но на этот раз в Аннавади вспыхнуло пламя не под котелком. Оно разгорелось в хижине Фатимы.

Восьмилетняя Нури, дочь Одноногой, вернулась домой к ужину. Она толкнула деревянную дверь, но открыть ее не смогла. Было слышно, что в доме играет какая-то песня о любви, и девочка решила, что ее мать так увлеклась танцами, что забыла, который час. Нури побежала к подруге Фатимы Синтии и позвала ее на помощь. Та тоже не смогла открыть дверь. Тогда она подняла Нури вверх к дыре под самой крышей лачуги (девочка гордо называла эту дыру окном).

– Что ты видишь, малышка?

– Вижу, как мама поливает себе голову керосином.

– Фатима, прекрати, – завопила Синтия, пытаясь перекричать музыку. Через несколько секунд песню из фильма заглушил странный булькающий звук, затем последовал короткий хлопок, и Нури в ужасе воскликнула:

– Мама горит!

Кекашан завизжала. Владелец борделя первым пересек майдан, за ним бежали три его сына. Все вместе они навалились на дверь и выломали ее. Фатима лежала на полу, тело ее было окутано дымом. Рядом валялась перевернутая желтая пластиковая канистра с керосином, а за ней – баллон с водой. Она, по-видимому, сначала полила голову использовавшейся для розжига костра горючей жидкостью, потом поднесла спичку и тут же опрокинула на себя воду, чтобы потушить только что занявшийся огонь.

– Спасите! – пролепетала она.

На спине у нее еще что-то тлело. Хозяин борделя на секунду замешкался, потом схватил одеяло и сбил пламя.

Тем временем у входа в хижину уже собралась толпа.

– Эти мусульмане-мусорщики целый день сегодня громко скандалили.

– Неужели она не подумала о своих детях, когда делала это?

– Она в порядке! – объявил хозяин борделя, отталкивая ногой кастрюли. Он пытался сбить пламя всем, что попадалось под руку. – Она жива, все нормально.

Он попробовал поднять ее, но стоило ему перестать ее поддерживать, как она снова со стоном повалилась на пол.

Зрители обратили внимание на баклажку с водой.

– Она совсем сдурела, – сказал старик. – Видимо, хотела слегка поджечь себя, чтобы устроить тут шоу, а вместо этого сильно обгорела.

– Я это сделала из-за них! – выкрикнула Фатима. Голос у нее был на удивление чистым и звонким. Все поняли, кого она имеет в виду.