С вечера пошёл снег, повезло. Сапёры поползли от воронки к воронке, обезвредили уцелевшие мины. Алексей сел за рычаги переднего танка, чтобы некого было винить, если задуманное не получится. Получилось — от удара в борт обгоревший корпус машины командира роты опрокинулся в ров. По нему, как по мосту, прошли пять танков, шестой сорвался и слетел в ловушку, но финнам это помогло мало — Т-26 заблокировали корпусами амбразуры двух укреплений. Неорганизованную контратаку сынов Суоми отбили вместе с пехотой, дали сапёрам время для подрыва всех входов и амбразур. Гарнизоны дотов остались внутри — заживо замурованными. Радостный комбриг расцеловал Котовского перед строем, красиво махнул рукой и повёл бригаду на прорыв — резать коммуникации. Через три дня Алексей, отделавшись контузией и проникающим пулевым в мягкие ткани верхней трети бедра, с боем вывел к своим два десятка бойцов — всё, что осталось. И комбрига вытащил — с простреленными коленями. Старый буденновец не доехал до госпиталя, умер по дороге. Котовскому за все заслуги в совокупности дали орден Красной Звезды.

Подушечку старшина Тингеев привёз Алексею в госпиталь. Вместе с вещами. Хороший мужик, большой души, только ростом не вышел.

Доты на том участке противник восстановить так и не сумел, очередное наступление имело все шансы на успех, но моряки и десантники ударили по Хельсинки раньше, поразив врага прямо в сердце.

Местность, по которой проходит маршрут движения колонны, лейтенанту Клитину не нравится, наталкивает на тревожные мысли. Рельеф сложный, сильнопересечённый, по мере движения ухудшается, при этом маскирующие качества местности становятся даже хуже — чем дальше от реки, тем меньше древесной и кустарниковой растительности по краям дороги. Среди пасущихся на склонах холмов овец танки не замаскируешь. Лейтенант бдительно следит за движением роты, не забывает на привале сделать замечание командиру взвода за растягивание колонны, но в глубине души доволен — его танки идут намного чётче, чем самоходчики. Колонна артиллеристов больше всего напоминает гармонь, на которой лихой виртуоз наяривает цыганочку. Танки третьей роты чётко держат установленную скорость, ровно двадцать километров в час, вправо – влево по дороге не мотаются. Порядок в танковых войсках.

Долгий марш на такой скорости вызывает притупление реакции, поэтому командирам машин нельзя долго смотреть в одну сторону. Клитин постоянно осматривает окрестности в установленном для себя порядке: голова колонны, машины роты, местность слева, затем справа от колонны, с переносом внимания от себя в глубину.

Тройка самолётов, со снижением заходящих на колонну слева, выпала из гармонии окружающего пространства, притянула к себе внимание лейтенанта. Между прыжком в люк и поворотом турели зенитного пулемёта он успел прижать большим пальцем тангенту:

— Воздух! Слева, три самолёта! — и выпустил длинную очередь навстречу атакующим бипланам.

С небольшим запозданием впереди подают голос счетверённые «максимы», и самолёты отворачивают, набирают высоту. Мелкие бомбы итальянцев взрываются с большим недолётом. Пятнистые самолёты непривычных очертаний не спешат уходить, разворачиваются и снова ложатся на боевой курс. Зря. Теперь, когда по ним стреляют десятки пулемётов, к колонне им не прорваться. Лейтенант меняет диск на пулемёте и ведёт стволом, рассчитывая правильное упреждение.

Когда долина Вардара осталась позади и начались предгорья, Михаил стал чаще оглядываться по сторонам. Вспоминал Каталонию, выискивал совпадения и различия, но существенно отличалось лишь небо — Испания запомнилась беспощадным солнечным светом и тем самым синим безоблачным небом. А здесь над головой сплошная пелена облаков, серых, как будни обывателя. Остальное похоже — оливы, виноградники, пасущиеся на склонах холмов овцы, тройка остроносых «Фиатов «Чирри», закладывающая вираж сбоку от колонны. Фунтиков даже не сообразил сразу, что итальянские истребители заходят в атаку не в воспоминаниях, а на самом деле. Мозги заработали, когда впереди простучала пулемётная очередь. И сразу вспомнилось: итальянцы тройками не летают. Поэтому вместо того, чтобы азартно ловить в прицел вёрткие самолёты, Михаил оглядывается по сторонам.

Как и следовало ожидать, остальные «Фиаты» находятся быстро — всей девяткой выскакивают из-за верхушек холмов справа — сзади. Михаил приподнимается над башней, отмахивает сигнал: «Делай, как я» разворачивает свой ДТ в сторону новой угрозы.

Сорвать атаку итальянцев огнём нескольких пулемётов не получается — большая часть расчётов азартно лупит в другую сторону. Но и такой встречный огонь заставляет пилотов нервничать — когда визг бомб сменяется ударами разрывов, клубы грязно-серого дыма безобидно вспухают в поле по обе стороны от дороги.

— Промазали, суки! — Михаил орёт, но слышит его только экипаж по внутренней связи – вой самолётных моторов, стук пулемётов и лязг гусениц глушат любые звуки.

Михаил уводит роту вправо, разгоняет в стороны, но итальянцы на вторую атаку не решаются, уходят на запад с набором высоты. За одним из бипланов тянется серая дымная полоса.

— Стой! Моторы не глушить! — Михаил встаёт на башне, чтобы осмотреться.

Колонна рассыпалась, лишь два грузовика остались на шоссе. Один разгорается, медленно, как-бы нехотя. Второй развернулся поперёк дороги, гонит струю пара из простреленного радиатора. По обочине, придерживая большую брезентовую сумку, бежит доктор — значит, есть раненые, возможно — убитые. Холодный ветер сносит пороховую гарь. Михаил успевает удивиться — воздух почему-то пахнет парным молоком.

«До фронта не доехали, один налёт устаревших истребителей и такие потери. Обделались по полной программе, что ещё греки про нас подумают…»

Фунтиков меняет диск на пулемёте, достаёт из чехла флажки — отсюда надо сматываться, пока не появились бомбардировщики. Поэтому он собирает роту на дороге и несколько минут распекает командиров машин — чтобы лучше запомнилось. Чуть позже комбат повторяет процесс для командиров рот и батарей.

Через десять минут батальон уходит, разогнавшись до максимальных тридцати километров в час. Пулемёты на танковых башнях повёрнуты на разные борта — нечётные влево, чётные пасут небо справа от колонны. Горящую полуторку столкнули в кювет, её ржавый скелет останется на обочине в роли дорожного знака «прочие опасности».

С каждым пройденным километром батальон поднимается выше в горы. Заметно похолодало, время от времени из низких туч начинает сыпаться снежная крупа. В такую погоду повторного налёта можно не опасаться, и комбат приказывает снизить скорость до двадцати километров в час – экономия топлива и ресурса моторов ещё в танковой школе накрепко вбита в командирские головы. По мере продвижения на запад меняется местность, чаще попадаются высокие деревья, в основном пирамидальные тополя. Куда ни глянь, взгляд натыкается на голые сады и виноградники. То с одной стороны, то с другой тянутся вдоль дороги серо-жёлтые, крытые рыжей черепицей дома, на их фоне уродливо смотрятся связанные из жердей кривые тёмно-серые заборы. Вперемешку с жилыми домами и отдельно от них разбросаны хозяйственные постройки довольно неопрятного вида. Иногда на склонах холмов открывается вид на совсем другие здания — с колоннами, увитые лозами, окружённые рядами деревьев.