Не раз решал доведенный до отчаяния Чирик продать свой виноградник или даже совсем переселиться из нашей деревни, бежать от недруга, но когда находился покупатель, слезы наворачивались ему на глаза, не хватало духу отдать чужаку этот орошенный потом клочок земли, этот холеный и лелеянный сад…

— Что это за напасть, откуда она взялась на мою голову? Когда это я зарился на чужое? Господи, и зачем ты породил такого злыдаря — ведь озорник, лиходей, вереда! Точно порчу на меня напустил!

А Чикотела желал Чирику гибели и истребления со всем его потомством.

— У-у-ух! — стонал он порой в бессильной ярости, не в силах примириться с самым существованием своего врага.

— У-у-ух! — точно все нутро у него было исколото, изранено, изрублено; не раз он осушал — раньше времени! — чашу за упокой Чирика, и тогда сердце у него разгоралось жарче кузнечного горна, Судорожно сжимая кулаки, позеленев и дрожа от ненависти, он только мычал: «М-м-м!» — и призывал, чтобы одолеть недруга, свою «былую силу» — хотя никогда не отличался телесной крепостью и удалью.

— Куда тебе против Чирика! И не думай на него лезть — не одолеешь! Ты и с виду вон какой слабенький, тебе ли с Чириком равняться? Дюжего ты выбрал себе врага, богатырского плеча!

— Ну-ка, глянь на эту маленькую речушку! — Чикотела показывал на наш деревенский, тихо журчащий ручей. Сколько она вырвала с корнем орехов, лип, тополей — весной, в половодье? Помнишь? Видал? Ну, так что ж ты мне еще говоришь? Эх, уж если я сорвусь с привязи…

— Нет, нет, ты лучше будь с Чириком потерпеливей?

— Верные слова! — присоединялись к советчику другие.

— У-у-у! Жизнь без света, без радости! — стонал, точно от жгучей боли, Чикотела.

— Над иным человеком счастье так и кружит, на лбу у него сияет, а моя доля спит где-то посреди дороги, растянулась, бесстыжая, в пыли, и горя ей мало!

Проходили годы. Чирик и не думал умирать — напротив того, плодился и размножался; недавно родились у него еще две девочки-двойняшки.

— Бросим ворошить былое, толковать о нем не стоит! — советовали Чикотеле.

— Не сломить меня всей вашей рати! — отвечал в сердцах, повысив голос, посредникам упрямый Чикотела, закованный в непроницаемую броню своей ненависти.

— У-у-у! Крови Чирика хочу напиться! — гудел он на своей башне, сбрасывая вверх хвостом залетевшего к нему снизу петуха.

— Что у вас вышло, чем ты его обидел? Из-за чего ваши раздоры? — спрашивали добродушного Чирика, а тот только пожимал, плечами и говорил спокойно:

Однажды, миролюбивый, покладистый Чирик сам заговорил напрямик с Чикотелой:

— Чего ты на меня кидаешься? Точно я у тебя жемчужные пуговицы с рубахи спорол!

Чикотела стал вместо ответа размахивать у него перед носом своей грамотой — она развевалась в воздухе и снова сама собой навивалась на кизиловую палку:

— Вот оно, свидетельство моей правоты! Здесь все написано!