– Да.

– И вы хотите их истязать?

– Мы никого не желаем намеренно мучить. Я, как и любой мужчина, горюю, когда вижу страдания дам, но сейчас это не имеет значения. Эти женщины занимают чужое место. В древних писаниях сказано, что мучение и страдания подогревают интерес Первых и потому все вынужденные жертвы уже страдают. Их смерть будет болезненной и долгой, скорее всего невыносимой. Такой, чтобы настоящие хозяева королевства услышали нас и вернулись. Такой, чтобы они поняли, как на самом деле страдают все жители.

– Это слишком! Женщины не должны страдать! Война, борьба за власть, смерти – всё это не их дело, – насупился палач.

– Твои суждения неверны, мой друг. – Ивтад приветливо улыбался, и от этого становилось ещё более не по себе. – Твоя жена – такой же человек, как и ты. Мы считаем правильным, что наши сёстры помогают нам и стараются с нами наравне. Они работают на общее благо, потому что все мы люди. Они могут и должны принимать решения, должны делать выбор. Посмотри, ты видишь, сколько женщин едет с нами? И разве кто-то относится к ним по-особенному? Нет! Они ничем не отличаются от мужчин, и среди Первых тоже были женщины. Ты ведь знал об этом?

– Я предполагал, что были. Иначе как бы от них пошли следующие поколения?

– О нет, всё не так! – Ивтад глядел на мужчину как на несмышлёное дитя. – В писаниях говорилось, что для этого использовались люди. Первые не могли размножаться между собой привычным для нас способом и оставлять потомство, и потому мы, их верные подданные, были им нужны.

Не решившись продолжать бесполезный разговор, палач только молча кивнул.

Дни сменялись днями. После падения в овраг они были абсолютно одинаковыми, и Кайрус, не привыкший так долго путешествовать в седле, всё чаще умудрялся засыпать прямо в нём же, сломленный усталостью. Очередной его сон был прерван громким и слишком уж восторженным восклицанием бастарда.

– О, погляди-ка, мы добрались!

Кайрус не предполагал, что увидит, когда его довезут до места. С фантазией у него было не очень хорошо, но всё же он почувствовал некоторое разочарование. Словно палача везли в замок, но остановились у лужи, в которой отражались башни. Когда-то давно, вероятно, в этом месте было красиво, но не теперь.

Огромная пятиугольная площадь, ранее вымощенная аккуратными и обработанными булыжниками, возможно, с какими-то надписями на них, ныне поросла травой, имела нескончаемое количество трещин, а местами камни и вовсе отсутствовали. По периметру стояли каменные постаменты; на некоторых из них сохранились ноги, на двух – статуи до пояса, но чаще всего имелись лишь ступни или остатки плит, на которых должны были располагаться изваяния. Груды обломков, покрытые мхом и высохшими ветками, разбросанные повсюду, лишь добавляли уныния этому месту.

В центре площадки Кайрус рассмотрел углубление в виде чаши и только после этого множество желобов с разных сторон, через которые и должно было идти наполнение. Начало своё они брали от расположенных трёхуровневыми рядами небольших и таких же пятиугольных площадок. Сооружённые много столетий назад на рукотворной возвышенности, они походили на странного вида арену или скамьи в зале суда. Расстояние между площадками подходило как раз для того, чтобы стоящие на них не могли перешёптываться или чем-то обмениваться. Высокий природный, а может и тоже созданный в своё время холм – Кайрус не был силён в данной области – полукругом располагался за всеми ярусами камней и закрывал это место от посторонних взглядов, а далеко за ним и за лесом виднелись вершины гор. Или высоких холмов? Что-то подсказывало палачу, что он видит Виндхилл.

Среди серых обломков, бурых ветвей и пожелтевшей старой травы пятиугольники, даже спустя время, выглядели ярким пятном – они были поделены на девять разных групп, каждая из которых имела окрас, присущий одной из Великих Династий. Почему цвет не потускнел за долгие годы, оставалось лишь гадать.

Место, связанное с королевским родом, окрашенное в синий, небесно-голубой, с золотыми и бронзовыми полосами, палач узнал сразу. Ивтад и его братья, подобно больным душой и разумом людям, преклонили колени перед тем, что ранее было статуями, и в один голос произнесли просьбы простить их за то, что они посмели наведаться в священное место и привести с собой неверующего. Мужчина не назвался бы трусом, но в тот момент он испытал ужас, и дрожь охватила его тело – похитители и правда не могли считаться здоровыми. Они не прикидывались, не делали вид, чтобы избежать расплаты, и не желали быть особенными. Нет, они в самом деле не сомневались в своих же речах и мечтали добиться цели.

Кайрусу подумалось, что, вероятно, Его Высочество никогда не сумеет одолеть их полностью и предсказать дальнейшие шаги – невозможно понять тех, кто думает совершенно иначе, не поддаваясь привычным законам логики. Это ужасало ещё более.

На счастье карающей длани его повели дальше. В трёх местах в холме сохранились каменные ступени. Кривые, с отваливающимися прямо под ногами кусками камней, и невысокие, такие, что по ним мог подняться или спуститься даже ребёнок. На холме, у самого края, Кайрус увидел вбитые в землю толстые бревна, те возвышались на два человеческих роста. Цепи, несколькими слоями опоясывавшие их, оканчивались замками.

– Это будет твоей дозорной башней, – сказал бастард лорда Голдрэта, указав на деревянный столб. Он не угрожал, Кайрус чувствовал это. Скорее всего, Ивтад не врал, когда говорил, что не испытывает к палачу ненависти.

– Вы давали мне слово, что я смогу уйти, когда всё закончится.

Разумеется, палач не верил в обещания умалишённых культистов, но, быть может, они в самом деле окажутся по-своему честны и чрезмерно самоуверенны. Зачем-то они раз за разом повторяли план спасения пленника. Для того, чтобы подразнить его и после посмеяться?