Прохладная рука легла на пылающий лоб царственного юноши и тут же отдернулась словно прикоснулась к пылающим углям. Царь глухо с надрывом закашлял, сплюнул в платок мокроту.
Через считанные минуты в палате было светло от нескольких ярко полыхающих подсвечников. Набежали стольники. Суетливо укрывали царя дополнительными одеялами, но ему становилось все хуже. В дальних темных переходах запричитали, закрестились старухи, пока на них не шикнул ближний боярин царя Петра Черкасский Михаил Алегукович. Вскоре прибыла вдовая царица матушка Наталья Кирилловна с иноземным дохтуром. В русском государстве собственных медиков не было. Простой народ пользовался услугами знахарей, а государя с боярами пользовали иноземцы — выпускники медицинских факультетов университетов Парижа, Рима или другой европейской столицы. Правда уровень их знаний и умений с точки зрения человека двадцать первого века более чем сомнительный. Несмотря на это часть пациентов выживала. Если больной хочет жить, здесь даже медицина бессильна!
«Дохтур» царский кровопускание сделал, дал порошки, но царю становилось все хуже, вскоре он впал забытье и только метался под грудой одеял по смятой постели.
Перед обедом в кабинете Александра раздался звонок. К этому времени он начал беспокоиться. Где самодержец российский? Заседание Думы давно должно закончиться, а царь даже не пытается войти в игру. Что-то случилось?
— Дзинь — раздалась трель телефонного звонка. Ну наконец, подумал Александр, поднимая к уху трубку, но на другом конце провода оказался не Петр.
— Да, герр Питер.
— Это я, Александр Меншиков! Царь заболел! — захлебываясь от волнения зачастил царский любимец, — Помоги, а! Ты говорил, что у вас дохтор хороший, наш иноземец только кровь цедит как упырь, а толку никакого!
— Сейчас буду, — пообещал Александр, кладя трубку назад. Вариант медицинской помощи царскому семейству обговаривался в Мастерграде. Царским лекарем должен стать мастерградец.
Через час один из двух посольских врачей в сопровождении Александра и Меншикова перешагнул порог царской опочивальни. В руке крепко зажат белый чемоданчик, украшенный красным крестом. Вдалеке ударил колокол дворцовой церкви. В комнате душно, от натопленной печи пышет сухим жаром. Царь Петр, укрытый несколькими одеялами, лежит на широкой постели. Лицо покраснело, лоб в мелких капельках пота, дыхание хриплое, прерывистое. У запотевшего высокого полукруглого окна на раскладном итальянском стуле — царица Наталью Кирилловна во вдовьей черной опашени и золотопарчовой мантии. Над головой горят огоньки цветных лампад. В ярко-синих, направленных на сына глазах плещется острая жалость и смертная тоска. Мать видит, плохо ее кровиночке. Потеряет не только свет очей — Петрушу, потеряет все. Царевна Софья ничего не забыла и ничего не простит. Если вернется в Кремль, то сохранить жизнь и затвориться в монастыре — будет большой удачей! У стола пузатый мужчина, что-то смешивает в чугунной ступе. Судя по бритому лицу и коротким штанишкам, иноземный дохтур. При виде мастерградцев Петр беспокойно вскинулся, взгляд круглых, словно у совы глаз остановился на вошедших.
— Государь, я привел мастерградского лекаря, — тихо произнес Меншиков, в голосе тоска. Несмотря на известную склонность к воровству, молодому царю он был верен как собака.
— Худо мне, Данилыч, жаром горю, — хрипло произнес Петр и глухо закашлялся. Тусклый, затуманенный болезнью взгляд остановился на Александре.
— Разреши нашему доктору себя осмотреть, — попросил младший посол.
Петр первый молча кивнул.
— Можно удалить посторонних? — произнес врач, проходя к столу. Решительно подвинул на столе подсвечники с оплывшими свечами, на их место лег чемоданчик. Щелкнули замки, открывая взгляду многочисленные коробочки и медицинский инструмент. Царь вновь молча кивнул. Иноземный дохтур засопел и недовольно поджал губы.
— Их бин медикус. Я иметь диплом медикуса славного Кельнского университета. Кто вы есть такой! — с акцентом, но вполне понятно произнес толстяк и презрительно ткнул пальцем в сторону мастерградца.
— Ты уже государя лечил, а ему все хуже! Залечить до смерти хочешь немец? Прочь поди! — наклонилась к немцу, почти кричит Наталья Кирилловна.
Возражать царице — матери, которая имела как бы не больше реальной власти чем Петр, лекарь не посмел. Молча поклонился и, бросив ненавидящий взгляд на соперника, забрал ступу. Колыхаясь тучным телом, молча вышел из опочивальни и плотно закрыл за собой дверь. Вслед за ним — остальные. Лишь вдовая царица осталась на месте.
Сумрачные сени переполнены, душно. Царская родня и бояре толпятся, тихонько шепчутся. С утра, не пивши, не евши, преют в дорогих собольих шубах. Лица багровые от тепла и волнения. Тихонько лаются между собой, поминают старые обиды. Гадают, что будет, если не дай бог царь преставится? Кто отправится в лучшем случае в ссылку, а то и голову потеряет, а кто взлетит вверх? При виде мастерградца, придворные разом замолчали. Искоса заинтересованно поглядывают на Александра, но спросить опасаются. В глазах немой вопрос: что с молодым царем? Александр оглянулся, встал рядом с обложенной медными бармами дверью. Поблизости застыл Меншиков. На сердце Александра неспокойно. Слишком болезненный вид у царя. Вокруг, никого из знакомых. Молодой посол узнал лишь стоящего отдельно от остальных бояр князя Ромодановского. Знаменитые усы уныло опустились, а не топорщатся воинственно. В мутноватые от гнева глаза страшно смотреть.
Через десять минут двери палаты открылись, вышел мастерградский доктор. В руках врачебный чемоданчик, лицо спокойное. Огляделся и сразу направился к Александру.
— Что с царем? — нервно спросил младший посол. Бояре вытянули шеи, чтобы не упустить не слово, замерли.