Глава 31
Жизнь человека – уникальная история побед и поражений, взлётов и падений, книга, которая заполняется страница за страницей. Жанров и сюжетов этих книг – миллиарды вариаций. Прочитав одну из них, один почерпнёт для себя что-то, воспримет как урок, другой – просто пробежит глазами строки и закроет книгу. Но никогда ни один человек на свете не в состоянии будет прочувствовать по-настоящему боль и радость написанных кровью строк нашей жизни. Кто-то шагает по жизни легко и с улыбкой. Всегда ли так было? Или улыбка скрывает за собой череду потерь и разочарований? Кто-то хмур и печален. Что это? Груз прошедших лет или недовольство собой? Знать истину на сто процентов можем лишь мы сами, остальные читают нашу жизнь на дозволенных страницах.
Попадает порой на глаза трагедия. История, от которой хочется рыдать навзрыд. Такая, как история шестилетнего сиротки. Павлик рано столкнулся с утратой. Сначала это был отец. Мальчик почти не помнил его. Мелькали обрывки образов, но он не был уверен, что это реальные воспоминания. Возможно, его мозг спроектировал картинки по маминым рассказам. Павел не осознал всю боль потери. Он просто чувствовал, что в его жизни не хватает чего-то очень важного и значимого. У него оставался лишь один родной человек – мама. Других близких у него и не было. С мамой он был счастлив. Да, их жизнь была непростой. Павлик уже понимал это. Он очень рано стал сознательным. Мама постоянно работала, а денег постоянно не хватало. Вот такая вот стабильность. Паша знал, что носит вещи с чужого плеча, но никогда не жаловался. Не просил игрушек и конфет. Хотел, как и любой ребёнок, но никогда не просил. Он знал, мама расстроится, что не может себе этого позволить. Мама и так была очень грустная. И уставшая. А потом и её не стало. В один миг. Просто нет её и всё. Сначала Павлик постоянно плакал. Потом слёзы закончились. И образовалась пустота. Всепоглощающая, удушающая пустота. Мир рухнул. Этого никто не заметил. А для Павлика он рухнул навсегда. Он чувствовал себя заточенным под руинами. Он слышал, как откуда-то снаружи зовут его, но не хотел отзываться. Только одному человеку он готов был протянуть руку, позволить вытащить себя из-под обломков. Но Вера отказалась от него. Наверное, у неё не хватило сил. Дядя Толя сказал, что кроме него никто не захотел взять Пашу к себе, никому не нужна такая обуза. Сначала Павлик не поверил. И продолжал ждать, что Вера придёт. Но она так и не пришла.
Дядя Толик Павлику не понравился с первого взгляда. Даже тогда, когда он слащаво улыбался и разыгрывал из себя доброго дядюшку при органах опеки. Неприятный, колючий взгляд и грубоватые манеры выпирали из-под лицемерной маски. Правды ради стоит сказать, что он не обижал Павлика. Дядя Толя предпочитал игнорировать его, словно Павлика и вовсе нет. Паша и не стремился к вниманию дяди, даже интуитивно побаивался, что его вдруг заметят.
В отношении тёти Светы, жены Анатолия, Павлик определился не сразу. Была она какая-то слишком уж тихая, бессловесная. Постоянно улыбалась, но не было в её улыбке ни радости, ни сострадания, только страх. Улыбка – как средство защиты травмированной психики от внешнего мира. Конечно, Павлик не мог этого понять, но он чувствовал. Тётя Света была доброй, но отчуждённой. Бывает, гладит она Павлика по голове, нежно так, ласково, а сама словно бы и не здесь. Смотрит не на него, а куда-то вдаль. Глаза потухшие, без искорки совсем. Как и у его мамы бывало. Но в маме всегда чувствовался стерженёк, характер, а у тёти Светы его не было совсем.
Первое время после приезда Павлика всё было тихо, спокойно. Но вскоре дядя Толя стал возвращаться с работы подвыпивший. Придёт, бывало, весь такой весёлый, шутливый. Говорит громко, жестикулирует, смеётся, а тётя Света не то что ответить, даже взглянуть в его сторону боится. Только молча разливает суп по тарелкам да убирает со стола. От этого дядя Толя только раздражался и, что-то со злостью бормоча под нос, уходил спать.
Спустя ещё некоторое время он и вовсе свыкся с присутствием Павлика и, уже не стесняясь, пил дома. А однажды Павлик услышал на кухне шум: сначала дядя Толя громко ругался, тётя Света еле слышно, дрожащим голосом чтото говорила в ответ, потом какой-то щелчок, тётя Света тихонько взвизгнула, и звук падения чего-то тяжёлого. Павлик испуганно выскочил из комнаты, чтобы узнать, что произошло. Тётя Света лежала на полу, закрывая лицо руками, над ней всем своим грузным телом навис дядя Толя с искривленной яростью гримасой. Услышав шаги, дядя обернулся и рявкнул Павлику:
– Пошёл вон отсюда, щенок!
Павлик испуганно попятился. Он никогда прежде не был свидетелем насилия, но понял всё сразу.
Через пару дней дядю Толю уволили с работы. И стало совсем невыносимо. Он пил целыми днями, а в промежутках между беспамятством жестоко избивал тётю Свету. Павлик прятался в своей комнате, терзаемый желанием помочь тёте и диким животным страхом. Да и что он мог сделать?
Однажды дядя Толя превзошел себя в жестокости. Он избивал жену долго и упорно. Павлик забился в угол кровати, закрывая уши руками, чтобы не слышать криков тёти. И тихо всхлипывал от безысходности. Но вот крики стали затихать, стоны смолкли. Но удары не прекращались. Павлику стало так страшно. Но уже не за себя. И с отчаянным криком «Хватит! Прекрати!» он выскочил из своего укрытия. Тётя Света лежала на полу лицом вниз. Руки, ноги, оголённую местами спину покрывали кровоподтёки.
– Не бей её больше! Не надо! – кричал Павлик, размазывая слёзы по лицу.
– Чё ты сказал? – язык дяди Толи заплетался. – Тоже захотел? – и на его лице заиграл зверский оскал.
Тётя Света подняла лицо. Из носа стекала струйка крови, глаз начинал заплывать. Еле шевеля разбитыми губами, она прошептала:
– Не тронь ребёнка, Толя… Не тронь…
Но Толя продолжал угрожающе надвигаться на Пашу.
– Если ты его ударишь, у тебя отберут ребёнка… Отберут квартиру… Тебе негде будет жить!
Эти слова подействовали на его мозг отрезвляюще, и, отвернувшись от Павлика, он ещё раз с силой пнул жену в живот и поковылял в спальню. Павлик помог тёте Свете перебраться на диван.
После этого избиения тётя Света долго восстанавливалась. Ей бы в больницу, но она предпочла отлежаться дома. Паше было жалко её, но в то же время он не понимал, почему тётя позволяет так обращаться с собой. Павлик помогал ей как мог. Встать тётя Света не могла. Готовить еду было некому. Дядя Толя пропал на несколько дней. Видимо, продолжал запой со своими дружками. Из остатков продуктов в холодильнике Павлик готовил для себя и для тёти. Яичница, хлеб с маслом, доширак. Они были рады остаться одни в квартире и страшились возвращения дяди.
Тётя Света не плакала, не жаловалась на жизнь. Она просто лежала и смотрела своим отрешённым взглядом. Временами её глаза задерживались на Павлике, но она не видела его, а словно смотрела внутрь себя.