Дрожь радости пробежала по мне от его смеха. Я не сдержалась. Я хотела знать обо всех его тайнах.

Но, если я не видела этот мир четко, у меня не было шанса отыскать путь туда, где страдал мой отец, прибитый к дереву. Никакие тайны или сделки, заманчивые предложения не могли отвлечь меня от того, зачем я была тут.

Я была тут не ради власти или тайн, не ради радости, и даже не для того, чтобы утолить любопытство. Я была тут ради отца. Я не могла это забыть.

— Тогда тебе стоит бояться, — сказала я. — Потому что я люблю убивать тайны.

Я подняла повязку раньше, чем он мог меня остановить.

Я не была готова.

Но я не закричала, хотя подавленный крик терзал мой разум, как пила.

Скуврель не выглядел как смертный. Он даже не выглядел как фейри. Он выглядел как что-то, выбравшееся из глубин ада.

Он был спутанный и закутанный, как призрак из извивающихся веток черной ивы, края которых были обломаны и двигались. Красное сияние виднелось в глубине — огонь, который никогда не угасал. Это выглядело больно, и он вздрагивал и содрогался всякий раз, когда его спутанное тело сплеталось иначе. Я пыталась понять, где кончались его спутанные ветви, но они, казалось, таяли, и было сложно понять, оставались ли они плотными, или они были как тающий дух.

Казалось, он был просто нервными окончаниями, навсегда открытыми стихиям, истерзанными ветрами. Он был спутанным, комком эмоций и страсти, амбиций и жестокости, не надеялся быть кем-то еще.

Я сглотнула, такой ужас я еще не ощущала. Мои колени так ослабели, что я сжала клетку, чтобы устоять.

Я сорвала повязку с глаз из последних сил.

Я охнула, когда его морок вернулся — полные мягкие губы изогнулись в ухмылке.

— Я же тебе говорил.