— Ой, смотри у меня! — Лукомский нахмурил брови.
— Вот тебе крест! — Емельян размашисто перекрестился. — Да и на кой мне бумага? Слаб я в грамоте. Когда малой был, ещё мог хорошо буквицы разбирать, а сейчас…
— Ладно, поверю, — Лукомский снова перевёл взгляд на шапку, потом на Собакина. — Чё морду скривил?
— Горло сушит после вчерашнего, — виновато ответил тот, потупив взгляд.
— Ну, так испей водицы! — разрешил князь. — А то блеешь тут козлом передо мною, слушать противно.
Собакин поспешил к ведру с водой, возле которого лежал деревянный ковш. Опорожнив его подряд два раза, он взглянул на стол. Там со вчерашнего вечера остались стоять стаканы. В одном плескалось что-то вонючее. Не обращая внимания на запах, Емельян быстро влил это пойло себе в рот. Спустя несколько мгновений самочувствие стало улучшаться.
— Господине, а что в бумаге-то? — решил он задать вопрос.
— Откуда я знаю? Видишь, послание запечатано…
— И что делать?
— Собирайся, отведу тебя сейчас к князю Хованскому.
— За что, господине?! — Собакин рухнул на колени. — За что под пытки!? Я же служил тебе верой и правдой…
— Ты чего, дурень, от хмельного зелья совсем умом тронулся? — нахмурился Лукомский. — На какие пытки? Бумаги эти обнаружены в шапке разбойника, мы отдадим их князю Хованскому и расскажем, как нашли. А дальше пусть думает, что с ними делать. Недаром ему Государь тайный сыск доверил.
Эх, лукавил Лукомский, лукавил! Бумаги он лично засунул под подклад шапки, пока Собакин спал пьяным. И подпоили его тоже не случайно. Это князь специально так подстроил. Незачем холопам знать лишнего. Язык-то без костей. Сболтнут где-нибудь по пьяни, а ему отвечай. Поэтому, не смотря на всю преданность, слуги князя Лукомского про дела своего господина знали крайне мало. А о том, что знали, предпочитали молчать, ибо чревато…
Что содержалось в «найденном» письме? Там находился ложный след, якобы указывающий на место, где скрываются сбежавшие княгини. Вначале Лукомский хотел действовать через дьяка Мамырева. Тот ближе всех стоял к Великому князю и пользовался его безграничным доверием. Но передумал. Слишком дьяк был умным. А вот Хованский, несмотря на то, что ведал тайным сыском, особым умом не блистал. Зато страдал излишней подозрительностью. Наговори в его присутствии про кого-нибудь неприглядные вещи, князь сказанному легко верил и начинал подозревать человека во всех смертных грехах. Усугублялось это преданностью к Московскому Государю и желанием эту преданность всячески доказать. А ещё Хованский был падок на лесть, особенно, если она исходила от людей, равных ему по социальному положению. А вот холопья лесть воспринималась им крайне подозрительно…
Уже через час Лукомский встретился с Хованским и объяснил причину, которая привела его к нему. Так же он передал шапку с письмом. Быстро сорвав с бумаги печати, глава тайного сыска углубился в чтение. По мере ознакомление с содержимым письма, лицо его хмурилось всё сильнее и сильнее.
— Что, дорогой князь, плохие новости я тебе принёс? — участливо спросил Лукомский.
— Не скажу, что хорошие, — закончив чтение, ответил Хованский, — но полезные.
— Может ещё, чем помочь тебе смогу? Холоп мой, что бумаги обнаружил, следы чужие прекрасно читать умеет. Это он позавчера логово татей обнаружил…
— Да, я помню, — ответил глава тайного сыска и задумался.
Людей, с которыми можно было отправиться в погоню в данный момент, у него набиралось всего с десяток. Этого количества казалось недостаточным. Можно, конечно, попросить у Великого князя, но у того сейчас своих забот хватало — почила в Бозе Великая княгиня Мария Ярославна. А тут время не терпит. С Государем же пока встретишься, пока объяснишь причину — полдня пройдёт. За это время беглянки могут уйти далеко и след их потеряется…