Когда я протащила Клэнси через последнюю дверь, вырубили электричество. Парень выскользнул из моих рук и с глухим ударом безвольно растянулся на плитках пола. Оглянувшись, я убедилась, что и последняя дверь надежно закрыта, и Нико сейчас ничто не угрожает. Сунув флешку в ботинок, я легла на живот, вытянувшись на холодном полу. Я гордилась тем, что мои руки не дрожали, когда я сложила их за головой.

Дыши.

Я погрузилась в то место, глубоко внутри себя, о котором спрашивала меня Зу. И когда темноту коридора разрезал первый луч света, я была уже далеко. И даже когда меня подняли, грубо дернув за волосы и ухватив за плечи, и направили фонарик прямо в лицо – даже тогда страх не смог добраться до меня там. Темные пятна плавали у меня перед глазами, не давая разглядеть лицо солдата, и я не слышала ничего, кроме ровного биения собственного сердца. Когда хватка стала крепче и к моему затылку прижалось что-то холодное и металлическое, я поняла, что меня опознали.

Клэнси окружили люди в темной форме, а доктора Грей оттащили в сторону, хотя она изо всех сил сопротивлялась, когда солдат уводил ее прочь от сына. Один из них, врач, отошел от меня подальше, и я увидела, как он снимает белый респиратор.

Беспрерывно жужжали рации, в моей голове звучали какие-то голоса, но я ничего не слышала. Мне связали руки – стяжки так сильно врезались в кожу, потом солдат перевернул меня на спину. Что-то сбоку вонзилось мне в шею – это был укол.

Они убьют меня. Если это не сработает, мне даже не выбраться из этого здания. Мне нужно было тренироваться. Я должна была потренироваться на нескольких людях сразу и не тогда, когда моя жизнь зависит от чьего-то пальца на курке.

Лекарство, которое мне вкололи, превратило мои руки и ноги в пыль. Я чувствовала себя такой легкой, чтобы слабый ветерок унес меня прочь, но моего сознания это еще не коснулось – пока что. Я сопротивлялась, не давая глазам закрыться, но на веки будто давила огромная тяжесть. Мне нужно… нужно было сделать еще кое-что.

Я потратила месяцы, тщательно сматывая мой дар в тугой узел, отщипывая лишь крохи и только тогда, когда это было нужно. Напряжение, без которого я бы не удержала его под контролем, стало непрестанным, постоянным напоминанием: я должна прилагать усилия, чтобы сохранить ту жизнь, которую создала для себя, вырвавшись из лагеря. Это была мышца, которую я тщательно натренировала так, что она могла выдержать почти любое давление.

Выпустить эту силу на волю было все равно что тряхнуть бутылку газировки, а потом сорвать с нее крышку. Дар с шипением вырывался из меня, затапливая все вокруг, нащупывая лазейки. Я не направляла его и не останавливала, да у меня бы и не получилось. Я была пылающим центром галактики лиц, воспоминаний, любви, разбитых сердец, разочарований и смертей. Я словно проживала десятки жизней одновременно. Я чувствовала себя восхищенной и раздавленной тем, как это было поразительно и прекрасно – чувствовать, что их сознания соединились с моим.

Однако движение начало замедлять свой ход – время поджидало рядом, готовое принять меня обратно. На меня надвигалась темнота, ослепляя, окрашивая мое сознание в мутные оттенки, словно расплывается в воде капля чернил. Но я еще не утратила контроля, и мне нужно было сказать им только одно, чтобы эта последняя мысль проросла в их сознании:

Я Зеленая.