Я старалась вынырнуть из тумана боли и дурноты, открыть тяжелые веки. Я попыталась поднять руку, чтобы стереть с лица сонливость, размять пальцы. Петля из липучки дернулась, но держала крепко. Когда я попыталась приподняться с холодного металлического смотрового стола, она болезненно врезалась в мои голые запястья.

Холодная вода оказалась вовсе не водой, а по́том. Он капала из белой пластиковой маски, которая ловила мой каждый мучительный, горячий выдох. Темные пятна, затуманивавшие мое зрение, исчезли, глаза приспосабливались к резкому искусственному освещению. То, что я видела, начинало обретать смысл.

Плакат на стене с цветной таблицей, описывающей все способности, от красных до зеленых.

– «Система классификации пси-способностей», – беззвучно шевеля губами, прочитала я.

В дальнем верхнем углу комнаты бдительный глаз камеры мигал, будто в такт биению сердца.

«Успокойся, Руби. – Рациональная часть моего сознания продолжала функционировать. – Успокойся. Ты жива. Успокойся…»

Только усилием воли мне удалось наконец утихомирить сердцебиение. Я вдыхала носом и выдыхала сквозь сжатые зубы. Это был Термонд – Лазарет. Я узнала пугающий запах лимона и голоса плачущих детей, звяканье каталок, топанье тяжелых сапог… Но все это пока ощущалось каким-то нереальным, даже когда на меня накатило воспоминание о последних минутах на Ранчо. Флешка… Ботинки с меня не сняли, к счастью. Растягивая ремни, я попробовала повертеть ногой, но не ощутила ее у щиколотки. Я пошевелила пальцами ног и едва не вскрикнула от облегчения, когда почувствовала, что в пятку уперся острый край пластика. Должно быть, она проскочила вниз.

«У тебя есть цель, – напомнила я себе. – Ты нужна другим, чтобы наконец-то покончить с этим. Ты должна это остановить».

Я крепко зажмурила глаза, пытаясь прогнать образы, которые выползали из самых темных уголков моего воображения. «Если бы тебя собирались убить, сюда бы не привезли!» Я увидела бледное, серое лицо Эшли. И то, как ее рука свисала с края могилы, в которую ее собирались сбросить. Может, официальная запись о том, где меня похоронили, все же сохранится.

А потом внезапно все исчезло: кем я была и через что прошла. Мне снова было десять лет, и в мертвящей тишине я ждала, чтобы кто-то пробудил меня от кошмара, в который я угодила сама. «Помогите, – подумала я, – кто-нибудь, помогите мне».

Конфетка.

Услышав, как знакомый голос что-то шепчет мне в ухо, я зажмурилась, задохнувшись снова, на этот раз от горя. «Не дай мне все испортить, пожалуйста, помоги мне», – подумала я. Я была совсем одна – я знала, что так и будет, но почему-то недооценила, каким ужасным это окажется. Я вызывала в памяти лицо Коула, не отпуская его от себя. Он бы не боялся. Он бы меня не оставил.

«Ты должна выйти отсюда, – вспыхнуло у меня в голове. – Не только для них, но и для себя. Давай. Ты должна выйти отсюда своими ногами».

Дверь со скрипом открылась, и в нее ворвались звуки, доносившиеся из других помещений. В двери возникло лицо пожилого человека, седые волосы окружали его как облако древней пыли. Его прищуренные глаза были скрыты очками. Я узнала этого человека, когда он вошел, и тогда я вдохнула полные легкие этого ужасного запаха: алкоголь и лимонное мыло. Доктор Фримонт по-прежнему оставался частью этого места.

Он удивленно хмыкнул.

– Она очнулась.

Прямо за ним появилось еще одно лицо – женщина в сером лабораторном халате, которую быстро оттолкнули в сторону двое сотрудников СПП. Их форма была идеально чистой, от начищенных ботинок до буквы «пси», вышитой на груди красным. Увидев их лица, я будто снова погрузилась в прошлое – реальность ускользала от меня.

Сосредоточься.

Между тем в комнату вошел еще один. Средних лет, светлые волосы серебрились в ярком свете ламп. Его форма была иной: черная рубашка и черные слаксы. Я знала эту форму, хотя вблизи видела ее только раз. Инспектор. Один из тех, кто работает в Контрольной башне, следит за камерами, контролирует распорядок дня.

– Ах, вот и вы, – начал доктор Фримонт. – Я как раз собирался приступить к тесту.