Так Гайдай в своем творчестве повторил исторический процесс развития кинематографа (немые, поющие, потом говорящие фильмы) и от немой эксцентрической ленты пришел к разговорной, воспитательной комедии.
Некоторые критики восприняли заметное изменение почерка режиссера (включение песен и диалога) как движение вспять, как отход от найденной им оригинальной формы к более традиционной музыкальной комедии последнего периода. Но так ли это?
В искусстве повтор равносилен неудаче. Поэтому найденную в короткометражке «Пес Барбос» форму надо было не просто повторить, а развивать, обогащать. Чем обогащать? В каком направлении развивать? Гайдай решил, что надо двигать вперед, насыщать найденную форму звуковыми средствами выразительности.
Думается, что это закономерный и даже неизбежный путь развития кинематографической палитры режиссера, ибо отказываться от звуковых средств еще более нелепо, чем от немых.
Тем не менее этот путь режиссера как будто подтверждает выкладки теоретиков о том, что чистая комедия возможна только в немом кино. Таковой является, как уже говорилось, лента «Пес Барбос», полностью созданная на выразительных средствах дозвукового периода. Музыка дела не меняет, так как она всегда сопровождала демонстрацию немых картин. А вместе с включением в последующие фильмы диалога в них начали проникать воспитательно-назидательные элементы. Это уже не только развлечение, но попытка воспитания, выраженная не через художественную ткань, а с помощью указующего перста — через неизбежное наказание порока.
Итак, в творчестве Гайдая снова, уже в третий раз, появилась комическая тройка. И ее успех в фильме позволил персонажам перерасти в образы-маски. Хотя нужно сказать, что уже после первой короткометражки все, от зрителей до режиссера, увидели потенциальную возможность персонажей, и может сложиться впечатление, будто Гайдай, снимая «Барбоса», ориентировался на долгую экранную жизнь своей тройки.
Из чего это впечатление складывалось? Во-первых, режиссер наградил персонажей образными и емкими прозвищами — Трус, Балбес и Бывалый — и в процессе съемок старался подчеркнуть в них черты, соответствующие их кличкам. Все это было сделано в лучших традициях классических киномасок.
На мой вопрос, был ли Гайдай уверен в успехе первой короткометражки, он ответил:
— В том, что картина получится, я не сомневался. Но что она вызовет такой резонанс, соберет международные призы и прочее, я, конечно, не предполагал.
— А когда у тебя появилось желание продолжать похождения комической тройки в новом фильме? — спросил я.
— Сразу же, как только обозначился такой, можно сказать, неожиданный успех «Пса Барбоса».
Все это свидетельствует о том, что гайдаевские маски возникли в некотором роде случайно, а не запланированно. История кино подтверждает, что образы-маски, как правило, рождаются из успеха первой вещи. Так произошло и в данном случае. Только потенциальная возможность перерасти в образы-маски была реализована далеко не сразу.
После «Самогонщиков», не имевших равного с «Псом Барбосом» успеха, популярность комической тройки не только не выросла, но даже вроде бы немного померкла. И то, что Гайдай после этого взялся за экранизацию О. Генри, рождало печальные мысли чуть ли не о кончине столь удачного актерского ансамбля. Но вот что характерно: пока Гайдай снимал свой фильм по О. Генри, его троица использовалась Э. Рязановым в комедии «Дайте жалобную книгу». Фильм получился ниже своих возможностей и воспринимался как поверхностные, чуть ли не репортерские зарисовки наших бытовых неурядиц. Однако он свидетельствовал о том, что Рязанов видел заложенные в тройке великие возможности и пытался продлить им экранную жизнь, превратить их в образы-маски. Однако возможность опять-таки не стала реальностью. Это произошло только после «Операции «Ы».
Нетрудно заметить, что в статьях критиков одни и те же слова, связанные с этим новым для нашего киноискусства явлением, используются в разном значении. В одном случае маски — ругательный термин, они понимаются как антитеза ярким, полнокровным образам, то есть бледные, анемичные создания, не имеющие собственного выражения лица и чаще всего находящиеся за пределами искусства. В другом понятии маски — это кочующие из произведения в произведение персонажи, наделенные преимущественно одной характерной чертой, одним качеством, но не исключающие и более разносторонней характеристики. Для полной ясности, в отличие от безликих образы, рожденные многократным повторением, имеет смысл называть образами-масками. Как видим, понятия «образы», «маски» (а также «актерские маски») и «образы-маски» обозначают различные эстетические категории.