Книги
В глубине ноября
— Тоже мне проблема, — ухмыльнулась Мюмла. — Ты просто пофантазируй как следует — и будет тебе кошка.
Она сняла кастрюлю с огня и толкнула локтем дверь.
— Спокойной ночи, — сказала Мюмла. — Не забудь уложить волосы. Кстати, Хемуль сказал, что кухню должна украсить ты, потому что у тебя художественный вкус. — И она ушла, ловко закрыв дверь ногой.
У Филифьонки громко заколотилось сердце. Художественный вкус. Хемуль сказал, что у неё есть художественный вкус! Вкус — какое удивительное слово. Она повторила его несколько раз про себя.
В ночи Филифьонка взяла из кухни лампу и пошла искать в мамином шифоньере коробку с украшениями. Коробка с бумажными фонариками и ленточками лежала на своём обычном месте в правом верхнем углу — всё вперемешку и заляпано стеарином. Пасхальные украшения, старая обёрточная бумага с подписями: «Любимому папе», «С днём рождения, милый Хемуль», «Дорогой малышке Мю — поздравляю и люблю», «Гафсе, с наилучшими пожеланиями». Очевидно, назвать Гафсу дорогой и любимой ни у кого язык не повернулся.
Наконец нашлись бумажные гирлянды. Филифьонка принесла всё это в кухню и разложила на шкафчике. Взбила волосы и накрутила на папильотки и всё время насвистывала, очень чисто и гораздо художественнее, чем сама могла предположить.
Хомса Киль слышал разговоры о празднике — или, как говорил Хемуль, о домашней вечеринке. Он знал, что каждый должен приготовить номер, и подозревал, что на празднике положено болтать и веселиться. Но веселиться ему не хотелось. Ему хотелось посидеть в одиночестве и разобраться, что же так разозлило его тогда на воскресном обеде. Хомсу напугало то, что внутри него обнаружился какой-то другой, незнакомый хомса, который, возможно, ещё вернётся и снова опозорит его перед остальными. Хемуль после того воскресенья строил свой дом в одиночестве. Он никогда больше не звал хомсу помогать. Обоим было неловко.
«Почему я так на него рассердился? — размышлял хомса Киль. — Сердиться было особенно не на что, и раньше я никогда не злился. Оно просто пришло, затопило меня до краёв и вылилось, точно водопад! А вообще-то я всегда такой милый».
Милый хомса пошёл к реке набрать воды. Он наполнил ведро и отнёс его к палатке. Снусмумрик в палатке вырезал деревянную ложку, а может, и ничего не делал, сидел себе тихо и знал всё лучше остальных. Снусмумрик всегда говорит хорошо и правильно, а когда остаёшься один, то и вспомнить не можешь, что он такое имел в виду, и неудобно идти переспрашивать. Да он вовсе и не отвечал на вопросы, говорил о чае и о погоде, покусывал трубку и издавал эти свои звуки, от которых кажется, что ты сказал что-то совершенно невозможное. «И чего они все им так восхищаются? — серьёзно подумал хомса. — Он, конечно, стильно курит трубку. Или, может, они восхищаются, потому что он всегда может уйти и закрыться. Но вообще-то я делаю то же самое, и это никому не нравится. Наверное, это оттого, что я маленький».
Хомса забирался всё глубже в сад, к озерцу, и думал: «Мне не нужны друзья, которые только с виду милые, а на самом деле им на тебя наплевать, и такие, которые милые, только пока им самим это приятно. И трусливые не нужны. Мне нужен тот, кто ничего не боится и умеет заботиться о других, мне нужна мама!»
Озерцо сейчас, по осени, выглядело мрачно — подходящее место для того, чтобы спрятаться и выжидать. Но хомса чувствовал, что Существа там нет. Оно ушло. Поскрипело новенькими зубами и отправилось в путь. И это он, хомса Киль, дал Существу зубы.
Староум дремал на мосту. Когда хомса прошёл мимо, он проснулся и закричал:
— У нас будет праздник! Большой праздник в мою честь!
Хомса попытался проскользнуть мимо, но Староум уцепил его своей тросточкой.
— Послушай-ка, — сказал он. — Я сказал Хемулю, что предок — мой лучший друг и он уже сто лет ничего не праздновал, так что его позарез надо позвать! Почётным гостем! «Да-да-да», — сказал Хемуль. Но я и всем вам скажу: без предка я праздновать отказываюсь! Понял ты или нет?
— Угу, — пробормотал хомса. Но думал он только о Существе.
На веранде Мюмла расчёсывала волосы в ровном солнечном свете.
— Привет, малыш, — сказала она. — Ты уже подготовил свой номер?
— Я ничего не умею, — помотал головой хомса.
— Иди-ка сюда, — сказала Мюмла. — Надо тебя причесать.