— Есть такое имя. Алек тебе был обязан. У тебя дело?

Соверен сел.

— Мне нужно по-тихому попасть в Догсайд, на Клаузен-стрит. Знаете дом, где живет Кипсейк?

— Да, это возможно, — сказал, помолчав, моряк. — Ближе к полуночи…

— Мне нужно сейчас, — наклонился Соверен.

В голубых глазах собеседника мелькнуло удивление. Он почесал за ухом, затем выбил пепел из трубки о бочку и поднялся.

— Пошли.

Несколько раз они свернули, углубляясь в лепящиеся друг к другу халупы, сколоченные, по ощущениям Соверена, из плавника и клееного шпона.

— Сюда.

Матрос открыл дверь одной из таких халуп.

Несколько крыс тут же прыснули по углам и нырнули в щели дощатого настила. Внутри было сыро и пусто. Стол, несколько корявых стульев и высокие полки, заполненные тряпочным барахлом.

— Это я, — сказал матрос в пустоту, и из неприметной ниши выступил долговязый парень в свитере крупной вязки и широких рыбацких штанах.

— Кто это с вами, дядя? — спросил он, пряча за пояс револьвер.

Матрос посмотрел на Соверена, словно и сам только сейчас обнаружил, что за ним кто-то увязался.

— Псих, — сказал он. — Хочет днем попасть на Клаузен-стрит.

— Мне отвести его?

— А сможешь? — спросил матрос. — Это друг твоего отца.

— Тогда здравствуйте, сэр, я — Адам, — парень, улыбаясь, подал Соверену узкую ладонь. Соверен пожал. — Сейчас, конечно, не лучшее время. Там прилив…

У него были светлые брови и короткая, едва наросшая, тоже светлая бородка. От Алека Грондейла ему достались насмешливые, карие глаза и прямой, чуть загнутый книзу нос. С Паркером они, наверное, были бы ровесниками. Соверен вспомнил вдруг, что подручный Тибольта уже с час ждет его у "Фалькафа".

— Но мы пройдем? — спросил он.