Шериф это повторил, когда они сидели в машине на стоянке «Сагуэро Армс», перед розовыми и голубыми неоновыми огнями.

– Парень из полиции штата сам так сказал, – сказал шериф, ковыряясь зубочисткой под усами. – А я говорю: просто оставьте родных с их горем. Им ничего этого не надо знать. Ее похоронят в закрытом гробу, и на этом все кончится. Потом поговорим с доком, когда он выкарабкается. Он поймет. Он хороший парень. Черт, я не думаю, что он захочет опять углубляться в эту ересь.

– Если он выкарабкается, – ответил ему Ридер.

– Будем об этом молиться.

– Но это случилось при свете дня.

– Да, люди ее видели. – Шериф пожал плечами. – Не ту девчонку, чье милое личико напечатают в некрологах, если это вообще попадет в газеты. Нет, они все скажут, что видели существо, которое больше всего теперь хотят забыть, я вас уверяю.

Люди приходили и уходили по двое – по трое. Мужья и жены. Друзья семьи. Молодые парни и девушки в школьных спортивных куртках поверх черных рубашек и платьев.

Ридер взял сложенную фотографию девушки, присланную по факсу, из кармана рубашки. Эту фотографию он получил в полиции для расследования. У девушки были темные волосы, убранные назад за маленькие уши, и ослепительная улыбка. Слушая, как кричат скворцы, он вновь почувствовал холодный щелчок своего револьвера, когда он взвел курок, и хруст ее шеи у него под ботинком, когда наступил на нее и продавил, будто это был не человек, а полое бревно.

Вдруг затрезвонил приемник.

Он ответил на сигнал, стараясь не выдать дрожь в голосе.

– Давай, Мэри.

– Твоя жена звонила, Джон. Прием.

Он помолчал.

– Она интересуется, вернешься ли ты домой или нашел кого-то помоложе и посимпатичнее.

Держа радио в руке, он наблюдал, как люди приходили и уходили по мощеной дорожке.

– Ты не отзванивался со вчера. Прием.

Он зажал кнопку передачи и ответил:

– Тут что-то не так, Мэри.

Он отпустил кнопку.

– Джон, в чем дело? Там все нормально? Прием.