В связи с протестом Нечаева, надо думать, находится посещение равелина в канун Пасхи (19 апреля) графом Лорис-Меликовым, который был незадолго до того назначен главным начальником Верховной распорядительной комиссии. Он обещал Нечаеву новые французские книги, но на просьбу его о записной книжке и карандаше ответил обещанием подумать и дать ответ.
А барон Майдель тем временем придумал компромиссное решение вопроса о письменных принадлежностях. 28 апреля 1880 года (№ 99) он писал Н.К. Шмидту:
«Из числа содержащихся в Алексеевском равелине арестантов, двое последних заключенных постоянно обращаются с просьбами о выдаче им письменных принадлежностей, как-то: бумаги и чернил, или, вместо последних, карандаша, для записывания заметок при чтении ими книг и вообще умственных развлечений.
Сообщая о таковой просьбе означенных арестантов Вашему Превосходительству для соответствующих распоряжений, имею честь присовокупить, что я, со своей стороны, полагал бы возможным удовлетворить их просьбу выдачею, вместо бумаги и карандаша, аспидной из папки доски с грифелем, что может отчасти удовлетворить их желание и вместе с тем отнимет возможность в попытке с их стороны злоупотребить бумагою и карандашом».
«Двое последних заключенных» – это Нечаев и Мирский, который с 28 ноября 1879 года стал товарищем Нечаеву по равелину.
29 апреля Шмидт уведомил Майделя, что граф Лорис-Меликов признал возможным предоставить аспидную доску с грифелем арестанту под № 2 Нечаеву, но предоставление подобной льготы арестанту под № 3 Мирскому не нашел возможным. Но Нечаев реагировал на компромиссное изобретение барона Майделя неожиданным образом: он отправил коменданту обратно грифельную доску, написав на ней следующее заявление:
«Его Высокопревосходительству
г-ну коменданту Петропавловской крепости
Генерал!
Излагая мою просьбу о позволении мне пользоваться новыми книгами и журналами, я просил Ваше Высокопревосходительство ходатайствовать о том, чтобы мне предоставлена была возможность заниматься серьезно и читать систематически сочинения по философии, истории и политике. Но подобное чтение может быть плодотворным только при возможности делать выписки из научных сочинений и заметки о прочитанном; если III Отделению не угодно доставить мне письменных принадлежностей, которыми позволял мне пользоваться граф Левашев в первые годы одиночного заключения, то я просил, в крайнем случае, дать мне хотя записную книжку, куда бы я мог вносить самые краткие необходимейшие заметки для справок при дальнейшем чтении серьезной литературы.
Неделю тому назад я получил сочинение философа профессора Ланге «Histoire du matérialisme» [ «История материализма» [ч. 1–2, 1866] и другие сочинения 5 томов, а вчера, 3 мая, мне была прислана аспидная доска и грифель!
Принося искреннюю благодарность за доставление мне прекрасного сочинения Ланге, позволяя себе надеяться, что и впредь мне можно будет пользоваться не только новыми книгами, но и журналами, как я говорил о том графу Лорис-Меликову, я прошу Ваше Высокопревосходительство довести до сведения III Отделения, что присланную мне аспидную доску я возвратил смотрителю равелина, как вещь в моем положении совершенно не нужную, которая оставалась бы у меня без всякого употребления.
Примите уверение, генерал, в моем глубоком к Вам уважении.
Майдель обиделся и, посылая текст заявления Нечаева в III Отделение, присовокупил, что «ввиду его нежелания пользоваться предоставленной льготой, он полагал бы настойчивость его о дозволении иметь при себе письменные принадлежности оставить до времени без внимания».
Нечаеву оставался прежний способ переписки – писать на стене, что он и сделал. 21 июля смотритель Филимонов списал со стены новое заявление Нечаева:
«Господину коменданту Петропавловской крепости
Генерал!
Графу Лорис-Меликову при посещении меня перед Пасхой угодно было предоставить мне пользоваться новыми французскими книгами из магазина Мелье, по моему свободному выбору. К моему великому удивлению, это обещание первого, после императора, лица в государстве приводится в исполнение более чем небрежно. Мне присылают по 4 и даже только по 3 тома в месяц; а так как их едва достает на 7 дней, то большую часть времени, в продолжение двух и даже трех недель в месяц, я остаюсь совершенно безо всякого чтения. Подобное отсутствие занятий в тяжелые длинные летние дни и на девятом году одиночного заключения становится положительно невыносимой пыткой.
Я прошу Вас, генерал, при свидании с шефом жандармов довести до его сведения о всей несообразности такого доставления книг и просить о том, чтобы заведование доставкой оных было поручено управлению вверенной Вам крепости. Если же управляющий III Отделением считает нужным держаться того правила, чтобы всякая новая книга попадала ко мне только после того, как она пройдет через его руки, то пусть он в таком случае делает распоряжение, чтобы книги присылались ко мне в большем количестве, дабы их хватило для чтения в продолжение по крайней мере месяца. Если обмен книг связан с такими затруднениями и требует продолжительного времени, то присылать по три тома совершенно недостаточно.
Русских журналов я до сих пор никаких не получал, хотя генерал Черевин не находил препятствий для чтения периодических изданий за прошлый год и пребывал, кажется, в уверенности, что я ими уже пользуюсь.