Священник произнес прощальное благословение, и паства перешла на кладбище, где состоялось погребение. Ник обратил внимание на мужчину — тот был весом за триста пятьдесят фунтов и, видимо, чувствовал себя в Шотландии не в своей тарелке. Ник улыбнулся в ответ на его улыбку и попытался припомнить, когда они последний раз встречались. Вспомнил: в Вашингтоне, на открытии приуроченной к восьмидесятилетию деда выставки знаменитой его коллекции почтовых марок в Смитсоновском институте. Но имени человека Ник так и не припомнил.

Когда гроб опустили в могилу и похоронные обряды закончились, клан Монкриф отбыл, причем никто из родни не выразил соболезнования сыну и наследнику покойного. Два или три местных жителя, чье благополучие не зависело от его дяди Хьюго, подошли и пожали Нику руку, а представлявший полк старший офицер вытянулся по стойке «смирно» и отдал Нику честь.

Ник повернулся, чтобы покинуть кладбище, и увидел, что Фрейзер Манро разговаривает с Дженкинсом и Паско. Манро подошел к Нику:

— Они согласились дать вам час, чтобы обсудить со мной семейные дела, но не позволяют доехать до офиса в моей машине.

— Понимаю.

Ник поблагодарил священника и забрался в полицейскую машину через заднюю дверцу. Паско и Дженкинс уселись по бокам.

Когда машина тронулась, Ник выглянул из окна и увидел, как человек-гора раскуривает сигару. «Вспомнил, Хансэкер, — мысленно произнес он. — Джин Хансэкер».