У них в участке в этот день были приемные часы, но Ласточкин отпустил Мишу пораньше, так что он успел заехать домой и переодеться. Илья снова не брал трубку (это становилось уже обычным делом) и Михаил оставил ему голосовое сообщение, напоминая, что ждет его и Настю на Володинской даче.
Леля поразила пунктуальностью: не успел Миша подъехать к подъезду, как дверь открылась, и она вышла. Сегодня на ней были светло-серые джинсы, сиреневая блузка и белые кроссовки, за спиной – рюкзачок.
Девушка уселась на переднее сиденье, небрежно забросила рюкзак назад, обернулась к Мише и улыбнулась, как старому знакомому.
– Поехали, – по-гагарински сказала Леля, – надеюсь, будет не очень скучно.
Почти не накрашенная, она выглядела юной и милой. В ней не было ничего от того образа «роковухи», в котором Миша видел девушку в прошлый раз. Только глаза оставались такими же васильково-синими.
– Я думал, ты была в цветных линзах, – не сдержался Миша.
– И снова во мне ошибся, – подхватила она без тени кокетства. – Цвет волос я меняю часто, свой у меня не очень. Мышиный. А вот с глазами повезло, спасибо маме.
Выруливая со двора, Миша подумал, что ему уже нравится эта поездка, против которой он был изначально настроен.
Глава вторая
Леля оказалась права: народу было полно, и все друг друга едва знали.
На широкой зеленой лужайке позади дома стояли накрытые столы – сейчас возле них почти никого не было. День давно сменился вечером, обед закончился, и гости разбрелись по огромной территории: кто-то плавал в бассейне или сидел рядом в шезлонге, нежась в рыжих лучах заходящего солнца; кто-то бродил по саду или сидел на террасе с бокалом вина.
«Дача», вспомнилось Мише. Это все равно, что «Титаник» назвать лодкой. Никакая не дача, а настоящее поместье.
Отец, Олеся и Лиза были где-то здесь, Миша их не видел. Сегодня отец прямо-таки лучился довольством: Миша вел себя, как примерный сын, и они с Володиным одобрительно поглядывали на него и Лелю, должно быть, уже прикидывая дату свадьбы.
Мать Лели была похожа на водяную или русалку: синие глаза, длинные струящиеся волосы, тонкие черты лица, мелодичный голос, плавные движения. Элла – так она представилась – смотрелась старшей сестрой собственной дочери, и была бы потрясающе хороша, если бы не вялость, апатичность и равнодушие ко всему на свете, сквозившие в ее облике.
Миша с Лелей сидели в дальнем углу сада, в беседке, увитой диким виноградом. Еда была отменная, особенно шашлык, и Миша, объевшись, чувствовал приятную истому. Они взяли с собой бутылку белого вина и тарелку с фруктами.
– Ты понравился моей матери, – заметила Леля, делая глоток.
– Как ты поняла? Она не слишком… эмоциональна.
Леля усмехнулась.
– Что есть, то есть. Но если бы не понравился, она бы назвалась Еленой Васильевной.
Они не говорили ни о чем особенном, просто трепались о том о сем, но Миша не чувствовал неловкости во время пауз в разговоре и желания уйти поскорее, как это часто бывает в компании малознакомых людей. Возможно, дело было в общей расслабленности, разлитой в воздухе, или в качественной выпивке, а может, в чем-то еще.