К операторскому делу порой относятся как к второстепенной профессии. Считается, что режиссер — это голова. Я, бесспорно, с этим согласна. Мой учитель Павел Тимофеевич Лебешев говорил, что оператор — не жена, а любовница режиссера. Ты должен быть любящей женщиной, которая делает так, чтобы режиссеру было хорошо и комфортно, чтобы вы смотрели в одну сторону. Если между вами существует недоговоренность, желание перетянуть одеяло на себя — это плохо. И есть мнение, что если работа оператора заметна, то это плохое кино. Если можно увидеть, что именно хорошо снято, а что — хорошо срежиссировано, значит, картина провалилась, значит, кто-то из создателей пытался быть лучше другого. Если к оператору неуважительно относятся на площадке, это всегда будет видно и в картине. Сильно демотивирует, если к твоим решениям относятся пренебрежительно. Конечно, ты идешь дальше — нельзя же полфильма обижаться, — но остается недоверие и неприятие, возникает ощущение, что твоя работа — второстепенная. Я редко с таким сталкивалась, но это бывает.
Часто случается, что к человеку с именем иное отношение, чем к человеку без имени. Как банально! В ответ на запрос ты слышишь: «Нет, у нас на это нет денег». Но ты понимаешь, что, будь на твоем месте кто-то другой, известный и громкий, все было бы иначе. Неравная, нечестная игра, словно вы играете в теннис и с вашей стороны дует ветер.
Свои ресурсы я нахожу в ребенке. Я выполнила свой родительский долг. Как здорово, когда дети вами гордятся! Моя дочь смотрит кино и спрашивает: «Мама, это ты?» Она видит баннеры, висящие по городу: «Мама, это твое кино?» Ей приятно, и для меня это самая большая похвала.
Конечно, помимо мнения дочери мне важно и мнение коллег. Операторский мир более сплоченный, а между режиссерами присутствует элемент соперничества. А мы, операторы, несмотря на соперничество, — как стайные животные. Как собаки — нам надо чувствовать лапу друга. Режиссеры — одиночки, и контакт возможен только с равными. Но операторы подставят плечо помощи, и это плюс. Если коллеге предлагают проект, на который тот не может согласиться по тем или иным причинам, он обязательно кого-нибудь советует. Это безумное единение — ты всегда чувствуешь, что ты не один.
Можно сказать, что мне повезло. Я работала с прекрасными режиссерами и с удовольствием продолжила бы работать. Я думаю, это очень ценный опыт.
Я решила прийти в профессию в возрасте 14 лет, с тех пор мне не хотелось ее покинуть. Я даже помню день, когда я приняла решение. Мой папа — режиссер документального кино — сказал, что по Первому каналу покажут фильм о Витторио Стораро, и посоветовал посмотреть. Стораро — легенда операторского искусства. Он снимал для Бертолуччи, который мне очень нравился, всегда был интересен его способ рассказа истории, отличный от всего того, что я видела в то время. Я посмотрела и поняла, что хочу выражать свои мысли, как этот художник. И вот с 14 лет я не хочу ничего менять и не подумываю уйти из «большого спорта» при всех его трудностях. Нет, я просто иду вперед.
Прекрасное в нашей профессии — это умение наблюдать за, казалось бы, обыкновенными вещами. Вот сейчас я говорю по телефону на улице и вижу ежика. А рядом с ним кошка. Если смотреть на них с обычной жизненной стороны — ну сидит кошка, ну мимо проходит еж, и что? А вот с художественной — это же целый сюжет... Кошка за ним не гонится, и еж от нее не убегает. При этом они видят друг друга и как-то взаимодействуют. Почему так? Что будет дальше? Что их ждет? Я наблюдаю за ними уже минут десять и все думаю, кто же кого? Это и есть способность видеть бытовые вещи с необычной стороны.
И, конечно, важно само по себе создание нового. Любая история, которую ты читаешь, порождает творческие искры в твоей голове. Я обожаю читать сценарий и думать, как его воплотить — вот так, или еще вот так, а если сделать так, то будет еще лучше! Ты начинаешь жить хорошим сценарием. Ты включаешься, оцениваешь, насколько небанально можно рассказать эту историю, чем она будет отличаться от новостей или журнальной статьи, от других таких же историй. Где ты будешь находиться как наблюдатель, из какой точки ее рассказывать? Оператор — это ведь позиция наблюдателя. Он как писатель. Он может помочь героям стать ярче, сделать их эмоционально сильнее. Понимать это — важнейший толчок и сильнейшая мотивация. Ты просто наблюдаешь, но в твоих силах — влиять на персонажей. Ты можешь делать их глупыми и умными, слабыми и сильными, чудовищными и абсолютно прекрасными. Вообще все можешь, ведь все в твоих руках.
История 12
Первый кризис был серьезным. Я только что вернулся из французской киношколы. Отучился на режиссера, снял свой выпускной фильм. Он вроде как получился классный — он мне и сейчас кажется классным для выпускного фильма. Тогда у меня был выбор: либо пробиваться во Франции, либо возвращаться в Россию, либо ехать еще куда-то. Я думал ехать в Россию, это был 2008 год — микробум производства и сериалов, и кино. Во всяком случае, многие мои товарищи писали, что надо скорей возвращаться, здесь можно снимать, здесь это становится нужно, открываются новые возможности. Я вернулся летом, и как раз грянул кризис 2008 года. Я помню, примерно на год все заморозилось. И не происходило вообще ничего. Проекты, которые должны были сниматься, заморозились, новые никто не разрабатывал, никто не понимал, что будет дальше.
Потом я все-таки получил свою первую работу — режиссерскую, не авторскую — на комедийном скетч-шоу для одного канала второго эшелона. Мы ездили в Киев проводить кастинг, потому что в Киеве были более доступные по ставкам актеры. Мне говорили, что актеры там отличные. Ко мне приставили креативного продюсера, кавээнщика, для которого это тоже был первый опыт. Все это было очень странно, но так как я не знал, как это бывает в России, мне долгое время казалось, что, наверное, так все и должно быть, что это и есть реалии бизнеса. В общем, я намучился, пока снял пилот этого шоу.
Я помню, что страдал. У меня был странный оператор, все было странно, все было не туда. И тогда я правда думал, что потратил несколько лет своей жизни на что-то совсем для меня не работающее. Либо со мной что-то не так, либо с ними что-то не так, либо со всеми что-то не так, либо что-то не так вообще с кино. Выходила какая-то ерунда, и все не складывалось.
Сейчас, конечно, это смешно вспоминать — с учетом того, что это было за шоу, что за люди и так далее, но тогда это было очень травматично. С другой стороны, видимо, именно этот опыт подтолкнул меня к тому, чтобы писать. Ведь молодому режиссеру не дадут хороший сценарий, он не возьмется просто так из ниоткуда. Молодому режиссеру, как в «Простоквашино», «чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно сначала купить что-нибудь ненужное», а в данном случае нужно что-нибудь написать. И я начал писать и так увлекся этим процессом, что в итоге сделал карьеру сценариста. Но и после всякое бывало.
Не помню, в каком именно году у меня развалилось сразу все по нескольким проектам. Развалилось причем довольно внезапно и неожиданно. Я в этот момент был в Нью-Йорке. Я думал, что еду передохнуть перед новым важным рабочим этапом, а оказалось — наоборот.
Сейчас я — сценарист, продюсер и шоураннер. Тогда я хотел быть скорее режиссером-сценаристом, то есть писать сценарии и снимать их. После долгих лет мытарств вокруг индустрии у меня наконец появился, как мне тогда казалось, серьезный проект. Я ходил по большим кабинетам большой компании, я много времени провел со знакомыми уже продюсерами, мы вместе писали сценарий около полугода. Я должен был снимать по нему фильм, и сценарий был уже вроде бы готов. Мы даже сделали кастинг. Я даже снимал тизеры к будущему фильму. И все, казалось бы, двигалось. Но в какой-то момент мне объявили, что проект заморожен. Я совершенно не понял, что произошло.
Я уехал в Нью-Йорк — в самое холодное для Нью-Йорка время. Находясь там, я думал, что скоро вернусь и, возможно, проект разморозится и как-то все вернется на круги своя. Нью-Йорк — классный город, возможно, именно это меня и спасло. Если бы я был в ноябре в Москве, было бы хуже. Несмотря на то, что в Нью-Йорке было еще холоднее, вокруг хотя бы был сам Нью-Йорк. Это было мое первое там пребывание, первое путешествие. Я ходил по музеям, смотрел на что-то совсем другое. Поэтому момент, который мог вспоминаться с болью и ужасом, теперь вспоминается и с болью и ужасом, и с интересными впечатлениями о прекрасном городе.
И вот я возвращаюсь, но никто мне не звонит и ничего не происходит. Это еще был не момент кризиса, потому что я все еще думал: «Ну, ничего, бывает. Я же уже сталкивался с этим. Проект по каким-то причинам просто не случился». И спустя какое-то время я узнал, что он случился — только с другим режиссером и другими сценаристами. Для меня это было неожиданно.
И в это же время было вот что. Несколько лет я как сценарист напряженно писал сериал — вместе с режиссером. Мы начинали его с разными каналами, с разными компаниями, проект переходил из рук в руки, но в тот момент показалось, что наконец теперь мы его сделаем. Все было на мази, все двигалось, у нас были уже и продюсеры, и редакторы. И тут вдруг по какой-то причине, которую я уже толком не помню, что-то не поделили режиссер и продюсер. Ситуация, в которой мало что зависит от сценариста. Соответственно, этот проект тоже рассыпался. С правами было сложно — они уже принадлежали большому каналу, и непонятно стало, что же дальше. Был сценарий, но не было режиссера. А я без этого режиссера не мог ничего делать. Я уже не помню, предлагали мне сепаратные договоры или нет, в любом случае я бы на них не согласился, ведь мы делали проект вместе.
Так вот, оба эти события произошли параллельно, и меня это очень подкосило. Показалось, что в принципе невозможно довести что-либо не то что до экрана, а просто до какого-то более или менее вменяемого этапа. Продать проект или написать пилот — это занимает в случае с сериалами годы, и это делается в надежде на то, что рано или поздно все произойдет. А когда вдруг дело рассыпается прямо в руках, наступает плохой период. И так случается со многими. Особенно когда понимаешь, что у тебя достойный сценарий, он мог быть реализован и нет никаких объективных причин, почему бы такому не случиться.