Наконец, опытным путем я вычислила, что оптимальная загрузка — два или три проекта, один из которых должен быть не сценарным. В этом случае, даже если работа по договору замирает, у меня остается собственный «несгораемый» результат. Да, свои проекты тоже заводят в тупик, и так уже было не раз — но зато я не лишаюсь ощущения смысла. Смысл не был делегирован мной в зону вне моего контроля при одновременно очень активных моих инвестициях, и, кстати, права на текст тоже не отчуждены.
Плюс используется метод переключения. И еще, мне кажется, в каждом проекте очень полезно ставить перед собой смысловую суперзадачу, метазадачу, царь-задачу — как угодно. Вокруг нее фокусируется внимание, на нее можно опереться в моменты, когда становится трудно или скучно. Задачи могут меняться и трансформироваться, но четкая гиперцель мне лично очень помогает. Например, там я выясняю свои отношения с жанровыми схемами и допустимыми отклонениями, а здесь ставлю во главу угла интонацию и поиск детали и т. д.
Наконец, есть еще один кайф тихушника. Он называется: «Ничто не пропадает». Ничто из услышанного, ничто из увиденного. Нет скучного, низкого, неважного. Время, проведенное в очереди, — супер. Болтовня продавщиц — отлично. Абсолютно всё — строительный материл, который ты запасаешь, как белка шишки. Подслушанные слова, кусочки диалогов, странные детали — все это бережно тащится в блокноты. Всякий опыт рано или поздно отливается во что-то, так сюрреалистические грани материнства отчасти отлились в мою пьесу «Жалейки» и парочку пилотов.
Высота, которую мне предстоит взять, — не решать проблемы информационного перегруза и производительности за счет сна.
Жизнь все время берет на слабо: новый проект — и хочется по-пионерски доказать, что умеешь и можешь. Новый проект — всегда начало с чистого листа в прямом и переносном смысле. Прошлые достижения моментально остаются в прошлом. По этому поводу замечательно сказал голливудский сценарист Терри Россио: «Сценарист должен создать убедительный текст, а затем попытаться его продать. Если продать удалось, сценаристу приходится повторить всю процедуру заново»[9]. А еще в товарных количествах хочется смотреть кино, читать работы коллег, прозу, пьесы, учиться — и когда же это делать, как не ночью?
Быть потребителем контента — легко и приятно. Только руку протяни — и утонешь: лекции, семинары, фестивали, премьеры. Быть производителем — совсем другая история: жизнь устроена так, чтобы мешать писать. Остается отсекать и выбирать. Часто с грустью отсекать то, что нравится. Писательство — немножко аскеза.
Я знаю, что если «сбросить себя до заводских настроек», то буду сутками сидеть за монитором в пижаме и забывать есть. А поскольку пакет социальной поддержки сценариста, как известно, — сам сценарист, то приходится покупать правильные рабочие кресла, делать массаж, ходить в бассейн, натягивать спортивный костюм и выходить на улицу.
Много лет назад на лекции Арифа Алиева в Доме кино мне запомнилась фраза: «Сценарист должен жить долго». Поэтому — да, спасение утопающего есть дело рук утопающего. А сценарист как раз такой — вечный утопающий и вечно верящий в чудо.
История 11
Кризисы периодически случаются, и тема кризиса у каждого своя. Моя, например, — это «секонд юнит». Я начала свой творческий путь еще в институте. Я много работала в «секонд юните», и все настолько к этому привыкли, что я в нем несколько задержалась. Это очень удобно — берешь человека, даешь ему задание в конкретных рамках и получаешь результат.
Работать я начала во втором составе, но в мою жизнь вскоре пришел и первый собственный проект. Сериал Дмитрия Астрахана, состоящий из 16 серий, я сняла еще на четвертом курсе в качестве постановщика. Когда ты самостоятельно снимаешь большой проект с хорошими актерами и небезызвестным режиссером — ты ждешь, что тут же пойдут и другие проекты. Но затем наступила пауза: меня посчитали хорошим производителем вторых ролей... И вот это, пожалуй, было сложнее всего. Ты вроде думаешь: «О, мой дебют! Сейчас я выстрелю! Как только его закончу, будут предложения — еще и еще!» И я закончила... а после отработала еще четыре предложения на вторых ролях. Я соглашалась, поскольку это были проекты, над которыми интересно работать и от которых в принципе не отказываются, такие как «Волкодав», «Ночной» и «Дневной дозоры». И все же я была не в главной роли.
Сложно нащупать баланс между собственными проектами и проектами во второй команде. Тебя то и дело приглашают во вторую команду, и это хорошие предложения, и ты не можешь не согласиться, потому что это плюс в твою творческую копилку. Но минус для карьеры. Однако ты этого долго не ощущаешь — ведь ты идешь за хорошей темой. И в итоге тема тебя и подводит, и ты откатываешься обратно. Так у меня случалось несколько раз.
Ты самостоятельно снимаешь несколько работ подряд, а потом тебе вдруг звонят и говорят: «Есть крутой американский проект! Хочешь быть “секонд юнитом” с русской стороны?» Конечно, это круто! Я ведь осознаю, что мне это даст огромный багаж знаний, опыта и контактов. И все-таки в «секонд юните» тебя никогда не оценят как самостоятельную единицу. И мое согласие — это, пожалуй, главная ошибка. Только перебираюсь через этот забор, как тут же возвращаюсь обратно. В общем, выбор не самый легкий.
Однажды я так зарекомендовала себя, а дальше все уже работает само. Когда вы, например, видите водителя на площадке, вам тяжело потом представить его режиссером. Это психологический аспект, и это сложно изменить в головах продюсеров и режиссеров. Это то, что препятствует развитию карьеры в кино.
Я знаю реальный случай: однажды я познакомилась на проекте с буфетчицей, которая после стала продюсером постпродакшна. И я никак не могла переключиться, принять ее как профессионала с другой ответственностью. И я поняла, что то же самое происходит с моими коллегами. Они привыкли к тому, что я — хороший член второй команды.
Такие кризисы сложно переживаются, ведь все происходит не за один день. Естественно, ты винишь себя. В первую очередь думаешь, что все так, потому что ты — женщина. К сожалению, существует стереотип, что оператор — мужская профессия, притом что в индустрии огромное количество операторов — это женщины. Но все равно нас меньше. Та же картина и с режиссерами — женщин тоже меньше, чем мужчин. Это никак не проявляется на площадке, и я, наоборот, всегда чувствую уважение со стороны операторской группы. Однако за пределами площадки стереотип каким-то образом работает.
Еще, конечно, винишь себя за неправильные поступки, за неправильный выбор. Думаешь, что в какой-то момент следовало поступить иначе. Это не творческий, это скорее поведенческий аспект. Ты винишь себя в своей нерешительности, думаешь, что, возможно, не стоило соглашаться на тот проект, а следовало согласиться на этот. И обиды на людей в этом нет. Я не могу обижаться на тех, кто предлагает мне работу и желает только лучшего. Это обида на себя за неправильные поступки и сомнения. Такое неприятное самоедство.
Пришлось научиться отказывать. Бывали очень интересные проекты, но я принципиально говорила: «Нет, я больше не буду этим заниматься». Это был осознанный шаг — с большим минусом для собственного кошелька, конечно.
В нашей работе много трудностей, которые во многом связаны с функционированием системы. Мы должны научиться азам и потом уже делать что-то более сложное. А мы пытаемся делать сложное, не поняв азов. Не учитываем ценности подготовки, раскадровок, аниматиков. Мы пытаемся снять action в две камеры и за два дня, а у более успешных людей на это уходит месяц разработки и месяц съемок. Невозможно прыгнуть выше головы, проигнорировать подготовку, сказать, что мы крутые и потому все сделаем и все получится. Не получится... Потому что путь подготовки — большой. Но для продакшна это всегда значит большие деньги, а деньги нужно экономить.