— Вы еще объявите это всему свету… Молли, — ответил удаляющийся Уинслоу.

— Нельзя же быть такой задницей! — вполголоса произнесла Молли, задетая его саркастическим тоном.

Внезапно Уинслоу снова возник рядом.

— Почему вы вернулись?

— Взять фонарь и сказать вам, что для учительницы у вас странный лексикон…

— Простите, мистер Форчун, я не думала, что вы расслышите…

«Почему каждый раз, когда я хочу произвести на него хорошее впечатление, все так плохо кончается?» — Молли смущенно опустила глаза.

Но Уинслоу, вопреки ее ожиданиям, рассмеялся.

— Я не обиделся на вас. Ладно, пойдемте вместе. Уинслоу достал фонарь, и они вместе с Молли направились к конторе.

— Это вас монахини научили всяким таким словечкам? — шутливо поинтересовался Уинслоу.

— Нет, моим главным учителем был наш садовник, — с наигранным смирением ответила Молли.

— Как вы попали с этим сквернословом в одну компанию?

— Я была такой одинокой. Дружба с садовником была моей тайной, я очень любила его. А он прикармливал меня фруктами и сладостями.

— Сколько вам было лет, когда умерли ваши родители?

Молли не ответила. Она остановилась и показала рукой, где, по ее мнению, споткнулся тот мужчина. Уинслоу осмотрел место, но ничего подозрительного не обнаружил.

Эдгар Филмор затаился всего в нескольких шагах от них за кустарником. Сердце бешено стучало, и он с трудом сдерживал дыхание. Он подвернул ногу, но сейчас не чувствовал боли, думая только о том, чтобы незаметно смыться. Для этого надо было добраться до конюшни, отвязать первую попавшуюся лошадь и незаметно вывести ее из поселка.

— Тут никого нет, — сказал Уинслоу, — пойдемте в контору, проверим кассу.

— Хорошо, — Молли запнулась. — Вы спрашивали о моих родителях?.. Моя мать умерла, когда мне было семь лет. Насколько я знаю, мой отец еще жив, думаю, что он живет в Денвере.

Уинслоу поднял фонарь и осветил ей лицо. Разве она не говорила, что оба родителя умерли? Он увидел, что она действительно расстроена.

— Молли, извините меня…