Загремел замок, спортивная машина умчалась обратно в город, и Анечка, не выключая в комнате свет, бросилась на супружескую кровать прямо в платье, которое она до сих пор так и не сняла — и притворилась спящей.
В холле раздались шаги, распахнулась дверь спальни — и в комнату ввалился Дэн. Анечке хотелось зажмуриться, но она не могла: лишь затихнув, как мышка, лежа совершенно неподвижно, из-под полуопущенных век незаметно наблюдала за мужем. Сейчас он был одет куда лучше, чем днём, даже учитывая следы бурной гулянки: выглаженная, заправленная рубашка, нормальная прическа, выбритые щеки. А еще на самом деле сильно не в себе — так, что едва держался на ногах. Остановившись у кровати, принялся непослушными пальцами расстегивать рубашки — да так и завалился лицом в подушку. Что-то невнятно пробормотал, перевернулся на бок и затих.
Анечка медленно, осторожно выдохнула. Кажется, на этот раз повезло: Дэна, так бурно отмечавшего (или пытавшегося залить алкоголем) очередную собственную свадьбу, сморил сон. Она открыла глаза, глядя на такое близкое сейчас, еще совершенно непривычное, незнакомое лицо: черные как смоль волосы, широкие брови, правильные, чуть резкие черты. Прямой нос, упрямый подбородок и мягкие губы, явно доставшиеся от матери. Она еще помнила их лёгкое прикосновение — и от этого ощущала неловкость. Короткий шрам над левым глазом, чуть деформированная мочка уха, еще одна отметина на губе — кто-то большой драчун. Следы помады на шее, розовой и красной... Анечка нахмурилась, ощутив укол обиды. Эти он явно не сам рисовал.
Решительным жестом она протянула руки к ремню его брюк, а разобравшись с пряжкой и молнией, принялась расстегивать рубашку. Анечка действовала осторожно, но внезапно Дэн дернулся, открыл глаза и в упор уставился на неё. Расширенные зрачки медленно сжались, взгляд сфокусировался, и Дэн, схватив Анечку за затылок, притянул к себе.
– Что это ты делаешь, развратная девка? – хрипло поинтересовался он, едва не прижимаясь к её лбу своим.
Анечка с трудом глотнула воздуха. Она была слишком неловкой!
– Помогаю раздеться, – пробормотала она.
Широкая ладонь наконец оставила её волосы, провела по спине и за талию прижала к Дэну.
– Это ты хорошо придумала, – одобрил он. – Сама тоже разденься, лень тратить время. Шустрее!
– Ага, – кивнула Анечка и, вырвавшись из его хватки, буквально свалилась с кровати. А потом подбежала к выключателю, и в комнате погас свет. Вместе с этим и Дэн провалился во тьму.
Яркое солнце нещадно било в закрытые веки, сухость драла горло, а в голове выстукивали гулкие молотки. Давно уже Дэн так не напивался — и теперь получал сполна за все ночные возлияния. Не выдержав этой пытки, он разодрал тяжелые веки, отыскал взглядом свернувшуюся в кресле Анечку, по самый подбородок закутанную в плед — и попытался позвать. Голос куда-то пропал. Недолго думая, Дэн сгреб в руку подушку и, размахнувшись, запустил её в кресло.
Подушка попала Анечке в бок, та вздрогнула, проснулась, распахнула покрасневшие глаза и испуганно уставилась на Дэна.
– Воды. Живо, – приказал он.
Медленно, очень медленно для мучимого жаждой Дэна Анечка метнулась на кухню, протянула ему стакан воды — и отошла на пару шагов. Одета она была в длинный халат, который нашла вчера в шкафу — там обнаружилось много предназначавшихся ей вещей. Видимо, подарок от Волкова-старшего, тщательно подобранный его секретарем. Не от доброты душевной, а чтоб соответствовала.
Дэн сделал пару глотков, откинулся на подушку. Ему стало легче. Всё еще крепкий молодой организм редко мучил его похмельем, но всё чаще приходила мысль, что пора с этим заканчивать. Вот только как, если это единственное...
Он перевел прояснившийся взгляд на Анечку.
– Иди сюда, – приказ прозвучал хрипло, но жестко.
Та в ответ отчаянно замотала головой, и Дэн недовольно вскинул бровь.
– Непонятно выражаюсь?
– Пожалуйста, нет, – прошептала она, вдруг вскидывая голову и глядя на него умоляюще. По щекам блеснули мокрые дорожки. – Мне всё еще больно.