Хотя Элизабет Колсон было всего восемь лет, она обещала наблюдать за Фэйт. Да и бабушка смягчилась, сказав, что постарается следить за девочкой, насколько это будет возможно.
В ту ночь Мария видела дочь во сне. Железные наручники лишили ее дара предвидения, но были не властны над ее снами. В доме Марты Чейз, окна которого закрывали кусты малины, а во дворе собирались зайцы, Фэйт Оуэнс видела тот же сон. Она слышала, как мама говорила ей, что, когда тебя кто-то любит, ты его не потеряешь, что бы потом ни случилось, какие бы ни обрушились на тебя бедствия. Фэйт теперь знала: любовь – единственное, что долговечно. Она внутри тебя и не оставит тебя всю твою жизнь.
Приближался назначенный день. Настала весна, мир расцвел зеленью, но земляной пол и стены тюрьмы были холодными. Мария услышала жужжание жука, такого же, какого Ханна когда-то искала в своем доме, – знак близкой смерти. Мария закрыла уши ладонями, но жужжание не стихало. Она зажмурилась и попыталась увидеть сон даже днем, чтобы хотя бы в своих грезах покинуть это сырое ужасное место. В ее сне падал снег, крупными хлопьями ложась на щеки и ресницы. Когда Мария открыла глаза и выглянула в окно, там кружились белые снежинки, хотя утро было теплым и погожим.
Подойдя к окну, Мария просунула руки через решетку, так далеко, насколько позволяли наручники, чтобы собирать на ладони снег, давать ему таять и пить талую воду. И тогда она обнаружила, что с неба падали не снежинки, а большие мягкие лепестки. Мария подивилась этому чуду и увидела знакомое лицо и глядевшие на нее черные глаза. Мужчина, который говорил без умолку, приплыл в округ Эссекс и привез ей цветущее дерево; оно принадлежало к виду более древнему, чем пчелы, и существовало уже двадцать миллионов лет назад. Оно опылялось жуками. Этот вид происходил с Мартиники, жители которой называли его тюльпанным деревом или лавром благородным. Говорили, что цветы, изначально росшие на земле, во многом напоминали те, что распускались на дереве, с белыми кожистыми лепестками и жесткими, словно вощеными листьями, не восприимчивыми к воздействию жуков и муравьев. Впоследствии это дерево назовут магнолией по имени французского ботаника, который его классифицировал.
На острове цветов Мадинина в Карибском регионе, Самуэль встретил человека, рассказавшего ему о виде деревьев, который, как клялись местные жители, может заставить женщину влюбиться, если она постоит под его ветвями. А вдруг, если он привезет Марии Оуэнс это дерево, оно откроет ее сердце? Сам же Самуэль был убежден, что принадлежит ей с тех пор, как Мария спасла ему жизнь.
Диас нанял двух человек, которые отвезли его в холмистую местность, и когда он увидел там тюльпанное дерево, сел на землю и разрыдался, что ошеломило сопровождавших его туземцев. Они выкопали корни дерева и были так смущены столь бурным проявлением эмоций, что отказались брать предложенные им монеты. Туземцы решили, что он проклят, а любовь его такой силы, какой не бывает у обычных людей. К тому времени, как Диас прибыл в Салем, он так долго путешествовал с этим деревом, что успел полюбить его и начал с ним разговаривать, рассказывая истории про другие деревья. Мать когда-то поведала Самуэлю о мужчине, который влюбился в женщину, но не мог ей признаться: если он пытался с ней объясниться, слова застревали в горле. Тогда он принес любимой дерево, и, только оно расцвело, женщина постигла тайну его сердца. Диас понял это как материнский совет и воспользовался им, когда возникла нужда.
Покинув судно «Королева Эстер» в Бостоне, Самуэль нашел себе лошадь и двуколку и отправился в округ Эссекс. Он ехал через зеленые поля и темные леса, полные птицами. Такого удивительного пения ему не доводилось слышать никогда. Самуэль предпочитал свет и тепло, а то, что он узнал о Салеме, заранее вызывало у него отвращение. Ему уже несколько раз предлагали деньги за это чудесное дерево, никогда не виданное в Массачусетсе, но он неизменно отказывался и продолжал путь. Эти люди с бледными лицами и тусклыми глазами, одетые в серое, мало его интересовали. Отец, отпустив Самуэля с корабля, дал ему неделю, чтобы он осуществил свой безумный план завоевания Марии. Абрахам понимал, что сын влюблен, только вот уверенности, что он добьется взаимности, у отца не было. Идея тащиться с деревом через всю Колонию Массачусетского залива казалась ему эксцентричной, избыточной, особенно для человека, способного добиться своего обычным красноречием.
– Тебе просто надо рассказать ей о своих чувствах, – предложил Абрахам Диас, понимая, как трудно будет переубедить Самуэля отказаться от его затеи.
– Дерево скажет ей о моей любви лучше всяких слов, – ответил Самуэль.
Когда корабль прибыл в Бостон, на ветвях дерева появились большие бутоны, привлекавшие внимание любопытных. Самуэль обернул свой подарок в миткаль, чтобы никому не пришло в голову его украсть. Разгуливая по мощеным булыжником улицам Салема, он расспрашивал встречных, не знают ли они, где найти Марию Оуэнс. Но никто не мог ему помочь, и многие глядели на него с подозрением.
Когда он пришел вечером в лавку Энн Хэтч, та поспешно ответила, что не знает женщины, о которой он спрашивал. Этот загорелый мужчина, носивший в ушах золотые серьги, явно был моряком.
– Вам нужно искать ее где-то в другом месте, – сказала Энн. – Здесь нет женщины с таким именем.
Самуэль Диас сразу понял, что она лжет: слова ее звучали мягко, но словно легли острием на прилавок между ними. Когда Энн закрыла лавку, Самуэль шел за ней до самого дома. Спустя несколько часов он по-прежнему оставался у ее дверей со своим деревом, двуколкой и лошадью. Наконец Диас решил, что есть единственный способ добиться расположения этой женщины: он развернул ткань, и магнолия предстала во всей своей красе. Она вот-вот должна была расцвести, и Диас не мог себе позволить терять время.
Глядя из окна, Энн увидела бутоны, которые должны были вскоре распуститься, превратившись в белые звезды, и очаровалась ими. Дерево подсказало ей, что человек с дурными намерениями не отправился бы в долгий путь с таким большим цветущим подарком. Энн вышла из дома с тарелкой куриного фрикасе с луком и угостила гостя, за что тот горячо ее поблагодарил.
– Зачем вам нужна Мария? – спросила Энн.
– Я ее друг, – ответил Самуэль. Энн вопросительно посмотрела на него, справедливо полагая, что он чего-то недоговаривает, и Диас добавил: – Она спасла мне жизнь.
– Если вы действительно друг и хотите ее видеть, вам не понравится то, что вы узнаете, – предупредила Энн.
И она привела его к зданию тюрьмы, где он и просидел всю ночь, ожидая, когда Мария подойдет к окну. Диас был убежден, что этот город, населенный холодными и бездушными людьми, – одно из худших мест, где ему случалось бывать. Он видел женщин с головами, покрытыми чепцами, и потупленными глазами, прошел мимо виселицы, сооруженной на холме между двумя липами под небом, обложенным тучами. Пришла весна, но Диас не снимал черного бушлата: костоломная лихорадка так до конца и не отпустила его, хоть и утратила былую силу. Он не любил холодной погоды, да и сам Массачусетс внушал ему опасения: правоверные пуритане в этом краю мало чем отличались от толп возбужденных фанатиков в Испании и Португалии.
Когда перед взором Марии предстали белоснежные цветы, ее сердце раскрылось к миру, который она не хотела покидать. Увидев Самуэля Диаса, ждавшего ее всю ночь, она услышала то, что сказало ей дерево, – все, что не мог заставить себя произнести человек, говоривший без умолку. Дерево убедило Марию, что этот мужчина в нее влюблен, но как раз в этот миг она услышала бряцание ключа в замке и лязганье цепей. Увы, времени на проявление ответных чувств у нее не осталось.
Мария спасла ему жизнь, и теперь Самуэлю предстояло отплатить ей тем же. Прежде чем тюремщики пришли за ней, еще до того, как ей сообщили решение суда и позволили в последний раз омыть руки и ноги, Самуэль Диас поведал ей правду о мире, как он ее понимал: «