Суд длился три дня. За это время выступило несколько свидетелей со стороны обвинения – некоторых Мария знала, а кого-то видела впервые. Фермер, который в нее стрелял; женщина, потерявшая зрение и утверждавшая, что Мария залезала в окно спальни, чтобы ослепить ее и завести шашни с ее мужем; сам муж, подтвердивший показания жены, с повязкой на глазах, чтобы не смотреть на Марию и не поддаться ее чарам вновь; местный торговец фруктами, пытавшийся продать ей гнилые лимоны, за которые она отказалась платить.
Джон Хаторн сказал, что Мария не должна находиться в здании суда в ночной рубашке. На это жаловались и многие почтенные городские жены. Запястья Марии были изранены постоянным трением металла о кожу. Лидия Колсон сумела пронести ей еще один маленький пузырек чернил, и всю ночь Мария вносила записи в свою книгу.
«
Мария была объявлена виновной на основании призрачных доказательств, слухов и сплетен, которые нечем было подтвердить, – оставалось только в них поверить. Обвинение было построено на таких уликах, как непонятно откуда взявшийся след от укуса, черное воронье перо. Некий мужчина клялся, что Мария являлась ему во сне. Судьи намеревались устроить ей проверку водой. Если она ведьма – всплывет на поверхность, если обычная женщина – утонет. В обоих случаях ей не избежать смерти.
Ноги Марии обули в тяжелые черные башмаки, набитые камнями, которые утянули бы на дно любую обычную женщину, надели на нее белое одеяние с карманами, которые тоже заполнили камнями. Ее так нагрузили, что она не могла идти: Марию пришлось нести до стула, к которому ее и привязали. Рядом простиралось бездонное озеро с поросшим водорослями берегом и темной водой. Мария смотрела на зеленые листья на дереве и думала, что это, наверное, последняя красота, которую она видит на этой земле. Она произносила имена дочери, матери, имя Ханны, губы ее быстро двигались, словно она беззвучно пела. Кое-кто в толпе готов был поклясться, что она читает заклинание и что жители Салема поплатятся за совершенное ими в этот день, когда палило горячее солнце, ветер гнал бабочек-красоток над темной водой, когда те, в ком не угасли сомнения, не осмелились протестовать, чтобы их не обвинили в сочувствии и содействии ведьме.
Мужчины, дрожа от страха, подтащили стул к воде – все боялись чудовища, жившего в недрах озера. Они зашли поглубже в воду, уверенные, что дьявол возникнет перед ними, стоит только назвать его по имени. Вода доходила им до лодыжек, потом до колен, и тогда они толкнули стул в бездонную глубину, где плавали одинокие кувшинки, кремово-белые цветки, чьи усики тянулись к берегу, обволакивая ноги мужчин скользкими нитями, так что им стало казаться, что и их сейчас утянет вниз.
На середине озера стул начал тонуть. Камни тащили Марию вниз – ни одна ведьма не всплывет под тяжестью такого груза. Для Марии весь мир стал зеленым – зеленые листья деревьев над ней и зеленая вода, смыкавшаяся вокруг нее. Она желала лишь одного – увидеть дочь, но при этом была благодарна судьбе, что Фэйт там не было и ей не пришлось смотреть, как убивают ее мать. Если становишься свидетелем подобного зверства, его уже никогда не стереть из памяти, это переворачивает всю твою душу, и детство заканчивается. Это случилось с Марией, когда она стояла на склоне холма, наблюдая, как горит дом Ханны. Мария проплакала тогда много часов, слезы ее почернели от дыма, пока она наконец поняла, что рыдания не вернут того, что она потеряла.
Из-под воды Мария видела мужчин в черных плащах на поросшем травой берегу озера. Ей казалось, будто они растворяются перед ее глазами. Мимо маленькими яркими серебристыми тенями проплывали рыбы. У нее нет другого выбора, как сдаться, невозможно бороться с силой воды. К Марии приблизился змей и, извиваясь, проплыл мимо ее ног; она почувствовала его раньше, чем увидела. Змей был не чешуйчатым, а гладким, как обложка ее гримуара. Это существо адаптировалось к озеру, питаясь лягушками и пиявками, но оно ело и корки хлеба из рук Фэйт, которая сумела его приручить. Зверь чувствует доброе отношение и отвечает взаимностью. Змей проплыл под стулом, толкнув его вверх, поднимая зеленые пузыри на поверхность воды. Изумленные люди на берегу отшатнулись, увидев, как стул поднимается и движется в сторону мелководья. А на нем, как королева, привязанная к трону, восседала Мария Оуэнс, казавшаяся голой в своем промокшем насквозь одеянии. Она казалась ангелом, но это была явно дьявольская работа, поскольку случившееся противоречило законам естества: женщина, привязанная к стулу, должна была утонуть, но этого не произошло.
Мария выплевывала воду. Веревки соскользнули, и она стояла в жидкой грязи. В толпе нашлись женщины, которые лишились чувств при виде Марии, появившейся невредимой на берегу озера, и мужчины, рухнувшие на колени. Мария прошла по мелководью мимо плававших кувшинок, затем сквозь высокую, в рост человека, прибрежную траву. Ханна говорила, что звери могут быть милосердны, а люди подобны дьяволу. Остерегайся власть имущих, королей и судей – всех, кто считает тебя своей собственностью. Если бы на Марию не были надеты железные наручники, она бы заставила траву гореть под ногами судей, однако ее природные силы были сведены на нет железом. Она не могла сопротивляться, когда ее схватили и обрядили в мешковину, была не способна причинить им вред. Они же истолковали то, что Мария не утонула, против нее, объявив, что получили все необходимые доказательства ее виновности. Она оказалась существом, которое нельзя утопить, которое призывало к себе на помощь зверей и чудовищ и будило в мужчинах самые мерзкие желания. Все это красноречиво свидетельствовало: она посланница невидимого мира тьмы.
Сидя в тюрьме, Мария Оуэнс знала, какая судьба ее ждет. Она видела свое предстоящее повешение на ладони левой руки. Такую участь она себе уготовила, приехав в Салем. Когда Лидия Колсон принесла ей ужин, Мария не смогла есть. И не потому, что хлеб был черствым, а тушеное мясо холодным: она была в состоянии думать только о дочери.
– Я ее видела, – прошептала Лидия. Она попросила внучку проследить, чтобы охранник не подслушал.
Мария непонимающе взглянула на нее.
– Я пришла к Марте Чейз и сказала, что ты хочешь повидать свою дочь. – Мария принялось было благодарить Лидию, но та только покачала головой: ее визит оказался неуспешным. – Марта отказалась, сказав, что тюрьма не место для ребенка, а я взялась не за свое дело, передавая твои распоряжения. Марта взглянула на меня так, что я испугалась, не совершила ли какой-то бесчестный поступок. Я ведь всего лишь передала твою просьбу. А потом Марта спросила, прямо при Элизабет, уверена ли я, что тебя не послал ко мне сам дьявол.
Фэйт во время этого разговора оставалась в доме, но Лидия заметила, что девочка выглядывала из окна, пока ее не оттащили прочь.
– Сходи к ней еще раз, – умоляла Мария. – Попроси, чтобы она привела сюда мою девочку. Я готова заплатить любую цену!
– Я боюсь туда идти. Эта женщина сказала, что, если я приду опять, она расскажет всем, что я твоя сообщница. А если потребуется, напишет в городской суд, как уже делала, чтобы привлечь к тебе внимание.
Вот так Мария узнала, что именно Марта из корыстных побуждений дала ход судебному преследованию. Мария корила себя, что была так глупа, поверив этой якобы простой женщине, любящей свой город и соседей. Некоторые люди умеют лгать, глядя тебе прямо в глаза и умело скрывая неискренность. Подобное вероломство – разновидность колдовства, ужасный талант, редкий и презренный.
– Но судьи, конечно, не поверят ее лжи. Они поймут, что Марта украла мою дочь.
– Ты здесь чужая, – сказала Лидия. – Я прожила в этих краях всю жизнь и знаю, что люди видят то, во что хотят верить.
– Мы все чужаки, если нас ими назначат, – ответила Мария. – Они способны преследовать любого, если им это выгодно. – Мария попросила Лидию приглядывать за Фэйт хотя бы издали, чтобы знать, что девочку не обижают. – Я вам тоже помогу, когда-нибудь отплачу сполна за ваше участие.