А чтобы вот так, когда практически тень разведслужбы, это зась! Гибкость и устойчивость у такой системы куда как побольше, а теперь… нет, надо думать!
– Чево с закладками не так? – раскладываю на столе одну из них, не без интереса разглядывая предметы. Одежда из тех, что носят рабочие, пара сотен франков серебром, револьвер с пачкой патронов, кастет, нож, набор фальшивых документов и пустых бланков на все случаи, аптечка с набором простейших хирургических инструментов, опиум для обезболивания, хинин…
– А чорт ево знает! – досадливо скривился Матвеев, – Ты, хм… живал в трущобах…
Он замялся, закхекал, пряча смущение за кашлем.
– А… ясно-понятно! – киваю, чуть отвернувшись, дабы не смущать ещё больше, – С точки зрения специалиста, значит! Ага, ага…
– Вот это сразу нет! – откладываю дешёвый костюм «на вырост» из магазина готового платья, – Видишь? Он дешёвый, но вот…
Тыкаю пальцем в части одежды.
… и вот… попытка приблизиться к модной тенденции этого года.
– Ага… – отозвался Ильич с видом совершенно остекленелым.
– Ох… не годится, так понятней?
– А… почему? – осторожно осведомился он с тем видом, какой бывает у мужчин, выступивших в разведку.
– Сиюминутная мода. Здесь и сейчас в глаза бросаться будет, ежели попадётся человек наблюдательный, а парижане, поверь, на одёжку много внимания обращают. Ну а ежели лет десять закладка полежит, то и вовсе. Нам надо классику угадывать, Ильич. Такое, знаешь… чтоб лет и через двадцать носили. Штоб накинул, и растворился в нетях, в толпе таких же безликих работяг.
– Ишь ты, – скривился он и тут же оживился, вцепившись в меня глазами, – а…
– Ладно, возьмусь, – обрываю невысказанную просьбу, начиная сворачивать всё в тючок.
– Оставь! – благодушно повёл рукой умиротворённый Ильич, – В Ле-Бурже всё равно везти не стоит, лишних глаз там полно. Так… сделай подборочку по своему пониманию. Немудрёную, штоб если ажаны наткнулись, то и не тени сомнения не было, што это какие-то преступники закладочку сделали, пусть и из серьёзных. Принцип-то понял?
– Да уж получше… понял, понял.
Раз уж есть свободное время, обсудили с военным атташе Луначарского, и пришли к выводу, что стоит попробовать его натаскать на кровь, так сказать. Толик изрядный чистоплюй и немного идеалист, что в общем-то мне импонирует.
Воевал крепко, знаком с окопами и штабной работой, ухитрившись сохранить идеалистическое мировоззрение, что уже достойно уважения. Вот как бы оставить его идеализм, направив горение и служение в рамки не социалистической идеологии «вообще», а Русских Кантонов в частности? Без размазывания широкой русской души по всему Интернационалу.
– Ле-Бурже, – командую шофёру, усаживаясь в авто и привычно погружаясь в мысли. Служебное жильё при заводе давно уже стало домом, и спрашивается, на черта я покупал себе дом в Тампле? Большая квартира на верхнем этаже, удачное расположение, телефон и все блага цивилизации, ан и был-то два разочка.
Всей радости, что капитал удачно вложил, да что жильё собственное появилось. Постоял у окошка, поглазел на соседние дома и январскую промозглую улицу, вышел, да и закрыл за собой дверь. Грусть-печаль, ети!