… не знаю пока точно, кого именно, но склоняюсь к Романовым. В последние недели газеты российской Империи стали позволять себе лишнего, переходя границы нашего негласного уговора. Никак, проснулся Царскосельский Суслик?
Думаю, недолго осталось до появления представителей Великих Князей, недовольных самим фактом моего существования, а пуще того – существования в Париже. Прекрасно понимаю, что столицу Франции они мнят едва ли не своей вотчиной, и какое может быть раздражение у «Семи пудов августейшего мяса», или другого представителя Дома Романовых, открывающего поутру парижскую газету, и видящего мою физиономию!
Веду в настоящее время несколько вялотекущих интриг, и какая выстрелит по весне, будем посмотреть. Дотащу проект с заводом и авиашколой до того момента, когда они смогут развиваться без меня, и хватит!
У меня там Университет не построен, и Фира не целована!
Глава 42
В дверь кабинета забарабанили бесцеремонно, и тут же распахнули…
– Егор! – показалась в проёме сияющая Санькина физиономия…
… ну да, кто же ещё!
– … Коля приехал! – выпалил он, чуть не лопаясь от радости, и отступая в сторонку, пропуская гостя.
– Коля-джан! – поднялся я навстречу Корнейчуку, и мы крепко обнялись, причём я не без удовольствия отметил, что макушкой упираюсь чуть не в нос долговязому другу. Он ещё больше вырос, широко размахнулся плечами, дочерна загорел и обзавёлся новым шрамом на горле. Такой себе африканер получился, что и сами буры перед ним за подделку сошли бы!
– Здравствуй, Егор!
– Фу ты… – отпихиваюсь от поцелуев, – скока раз говорил, што христосоваться только с бабами нравится, притом непременно молодыми и красивыми! А на тебя с твоими усишками – тьфу!
Коля привычно хохотнул, расправляя жидковатые пока что усы и не принимая возражения всерьёз, но с поцелуями больше не лез, с интересом обозревая просторный светлый кабинет. Здесь нашлось место большому письменному столу, столу для совещаний, нескольким чертёжным доскам и десятку книжных шкафов, заставленных книгами и документациями.
– Эк у тебя… – он чуть замялся, подбирая слова с чуткостью хорошего писателя, – нескромно!
– Я здесь мало не живу, – бросив наконец чертёжный карандаш на подоконник, падаю в кресло и приглашаю их последовать моему примеру.
– Да я не это имел в виду, – смутился Корнейчуков, устраивая в кресле длинные конечности, – а больно уж просторно!
– О, брат, – засмеялся Санька, – ты бы иначе говорил, когда б хоть раз увидал, сколько здесь народу собирается! Человек по двадцать как набьётся, да одни смолят паровозами у стола, другие у чертежей спорят. Давка, как на перроне перед отправлением дачного поезда!
Коля кивнул, как бы закрывая тему, и достал портсигар, вопросительно поглядев на меня.
– Да кури! – и тут же нажимаю на кнопку вытяжки, которая с гуденьем стала вытягивать табачный дым.
– Однако, – озадачился гость, – и много у тебя… такого?