Не ради впечатления, а потому что
Все, что генерал Мэттис говорил о самопожертвовании, о помощи, долге, смирении, сочувствии, не имело бы значения, если бы он сам не жил, следуя этим идеалам.
Мы должны показывать, а не рассказывать: быть первыми в очереди за опасностью и последними — в очереди за наградой. Первыми — за обязанностями, последними — за признанием. Чтобы стать лидером, нужно пролить кровь. В переносном смысле. Но иногда и в прямом.
Несправедливо? Или именно это был ваш выбор? И кстати, не за это ли вам платят большие деньги?
Такова привилегия командира.
Будьте себе другом
Клеанф[234] обычно не лез не в свое дело. Но однажды на афинской улице он наткнулся на человека, на чем свет стоит ругавшего себя. Философ не смог пройти мимо и произнес: «Помни, ты разговариваешь не с плохим человеком»[235].
Суть самодисциплины — в строгости. Мы придерживаемся высоких стандартов. Не принимаем отговорок. Постоянно подталкиваем себя к тому, чтобы стать лучше.
Но равно ли это самобичеванию? Ненависти к себе? Тому, чтобы плохо относиться к себе или разговаривать с собой как с плохим человеком?
Абсолютно нет.
И все же мы постоянно неосознанно соскальзываем в негатив.
Вы полагаете, далай-лама тоже относится к себе подобным образом?
Ну напортачили. И что? Вы же не идеальны. Вы не сверхчеловек.
И о Марке Аврелии, который напоминал себе и всем нам: «Не следует чувствовать себя подавленным, или побежденным, или унылым, потому что ваши дни не наполнены мудрыми и нравственными поступками. Но когда ты потерпишь неудачу, поднимись на ноги, порадуйся тому, что ты ведешь себя как человек — пусть даже несовершенный, — и полностью примирись с тем делом, которое ты начал»[238].
Неудачи неизбежны. Ошибки обязательны.
Все, кем вы когда-либо восхищались, тоже выходили из себя. Нажимали кнопку «отложить», услышав звонок будильника. Становились жертвами вредных привычек. Не были идеальными супругами, соседями или родителями.
Что бы вы сделали, если бы оказались свидетелем некоторых из таких событий? Не поставили бы на них крест и не отругали бы их. Вы бы утешили их. Напомнили, сколько добра они делают, как невероятны деяния, которые они уже совершили. Призвали вернуться и продолжить.
Можете ли вы сказать это себе? Видите ли
Или вы слишком напористы и напряжены, чересчур суровы?
С некоторым преувеличением Торо писал: «Тяжко работать на южного надсмотрщика, еще тяжелее — на северного, но тяжелее всего, когда вы сами себе надсмотрщик»[239].